— Что же главное в этой жизни, дадо? Скажи, если хочешь и если можешь?
Барон хитро прищурился.
— Ты прямо как ром говоришь, на глубину лезешь, все боишься, что амэкэса ояг — на мурдякирэса[34], а мне это нужно? Как пятое колесо в телеге мне это нужно. Что крутить-вертеть, бывает и у нас всякое. Ты ведь меня про криминалку пытаешь, а все ходишь вокруг да около.
— Вроде того, — сказал Митя, — но если не хочешь, не отвечай.
— Могу сказать, но коротко. Нас посчитали преступниками, и мы приняли свои меры. Племя «плачунов» стало племенем карманных воров, «бундаши» начали ломать деньги. Крымские цыгане научились работать с золотом, постепенно они добрались и до наркотиков. «Буяши» стали профессиональными нищими. Ходят по Москве и выпрашивают милостыню на погорелое место. В метро ходят и в автобусах. Все это не поощряется закоренными цыганами, но никто ничего не может сделать. Раньше бы таких уничтожили, а сейчас смотрят сквозь пальцы.
— Это что — отчуждение? — спросил Митя.
— Это вроде заклятия, — ответил барон, — на них накладывают магэрдо. Преступил цыганский закон, и тебя отторгают. На год, два, а может, и на всю жизнь. Бывают и у нас джуклибэн, но мы их караем… Ладно, Митя, ты меня поспрашивал, и я тебя хочу спросить: что дальше-то будешь делать, как жить? Ты ведь с Ружей теперь?
Митя отвернулся.
— Прости меня, дадо, но я этого не понимаю, я не цыган. Что значит: с Ружей, не с Ружей? Да, сейчас мы вместе, но разве я могу сказать, что будет?
— Это у гаджё так, — ответил барон, — а у нас не полагается. Не по закону это. Ты выбрал Ружу и должен быть с ней.
— Я не выбирал ее, — глухо ответил Митя, — это она меня выбрала. Или, если точнее сказать, жизнь выбрала нас обоих.
— Ты хитришь, Митя. Если судьба так распорядилась, значит, ты должен ей подчиниться.
Митя не успел ответить, вошла Ружа.
— Обо мне говорили? — спросила она.
Митя и барон переглянулись.
— Ты, Митя, свободен, — сказала Ружа. — Ты не лошадь, и я не путы на твоих ногах. Пошел за мной — я довольна, уйдешь — сама справлюсь с бедой.
— Это по-цыгански, — одобрил ее слова барон. — Но не о тебе, Ружа, речь идет, о Мите. Одиноких в городе много, затеряется он среди них, душа его окостенеет, и многие ужаснутся от этого.
— Какая тебе, дадо, забота о них? Своих забот много, и дел не перечесть. Ты ведь уедешь, я знаю. Больше тебя здесь ничего не держит.
Барон кивнул.
— Уеду.
— Возьми Рубинту с собой. Не хочу, чтобы она в городе оставалась. Там она не пропадет. А здесь?.. Я останусь… Я должна остаться.
— Что ты задумала, Ружа? — спросил барон. — Не нравится мне это.
— Разве вы послушаете меня, вам всё предсказания нужны, а если кто ошибется, вы его к смерти приговариваете. Человек разве не может ошибиться? Должна я здесь кое-что разузнать, и, если то, что мне кажется, верно, многие спасутся.
— Говори! — приказал барон. — Все, что знаешь, мне говори.
— Ладно, только тебе одному и скажу. Митя не в счет. Он никому не проговорится. К старухе, у которой я живу, многие люди приходят. По разным делам. Известное дело — гадалка знаменитая. Недавно была у нее одна женщина, свои женские дела выпытывала, а старуха с ней разговорилась. Та женщина не знает, что старуха — цыганка, она думает: сербиянка. А муж у той женщины в прокуратуре работает. Она и подслушала разговор мужа с каким-то человеком. Те на нее и внимания не обратили. Сидели, выпивали и разговаривали. А женщина слушала. И потом все старухе-гадалке и выложила. Бог мой, если это так, то надо что-то предпринимать…
— О чем речь идет, не пойму я? — сказал барон. — Говори ясней.
— Говорила та женщина, что скоро всех цыган, кто в уголовных делах замешан, выбьют. Без суда и следствия.
— Как это выбьют? — переспросил барон. — Что мелешь?
— А так. Есть у них какие-то спецбригады, которые занимаются такими делами. Суды завалены, не успевают разгребать все, что к ним попадает. Тюрьмы переполнены… Или сам не знаешь, что сейчас творится? Вот и решили они пойти по легкому пути, без лишнего шума избавиться от тех, кто мешает. Чтобы не судить, не рядить, а убивать.
— Брехня, — не поверил барон. — Не пойдут они на такое.
— Это может быть, — сказал Митя. — От них можно всего ждать. А что конкретно сказал эта женщина?