— Это так, — согласился барон.
Он хотел еще что-то добавить, но раздался крик, и в палатку вбежал молодой цыган:
— Гаджё в таборе!
— Чего ты кричишь? — оборвал его барон. — Говори толком, что случилось.
— Чужак в таборе, — выкрикнул цыган. — Хочет с тобой говорить.
— Зови его сюда.
Цыган выскочил из палатки и через минуту вернулся в сопровождении мужчины, одетого в серый плащ и фетровую шляпу. Чужак снял шляпу и поклонился барону.
— Приветствую тебя, вожак, — сказал он и, глянув в сторону Мити, добавил: — И ты здесь, так я и думал, говорить легче будет.
— Откуда ты меня знаешь?
— В розыске ты, давно тебя ищут…
— Что надо? — спросил барон.
— Ты разумный человек, барон, — начал чужак, — и не хочешь вреда своим людям. Отдай его, и не будет у тебя неприятностей.
Чужак кивнул в сторону Мити.
— Зачем он тебе?
— Ты не ответил на мой вопрос, — повторил барон. — Кто ты?
— Я — власть, — сказал чужак.
— Ты достоин уважения, раз не побоялся прийти сюда один. Но разве ты не знаешь, что мы не выдаем людей? Даже тех, кто виноват перед законом. А этот человек наш, и я не знаю за ним вины.
— Он — убийца! — возразил чужак. — Его будут судить.
— Убийца! — усмехнулся барон. — Он покарал тех, кто его предал. Разве он не прав?
— Он не должен был вершить самосуд, без него разобрались бы.
— Ты говоришь знакомые слова, но я тебя не понимаю, — сказал барон. — Наверное, те, кто тебя прислал, тоже не понимают, что они делают.
— Если этот человек не пойдет со мной, — кивнул чужак в сторону Мити, — у табора будут неприятности.
— Мы решим эту проблему, — ответил барон, — а ты уходи. Тебе не причинят вреда.
Вожак отвернулся, дав понять, что разговор окончен, и чужак вышел из палатки.
— Что будем делать, Митя?
В палатку вбежал взволнованный Тари.
— Какие-то люди в лесу, — выкрикнул он.
— Скажи, чтобы собирались, — коротко приказал барон. — Мы уходим. И оружие достаньте. На нас могут напасть.
Тари побежал выполнять приказание. Через десять минут табор двинулся в глубь леса. Ни единого выстрела не раздалось им вслед, но чужие глаза все время наблюдали за цыганами. И это чувствовал каждый, кто бы в таборе. Через два часа, когда табор остановился на отдых и барон велел привести к себе Митю, его уже не было. Он покинул табор незаметно, так, что цыгане, занятые собственными заботами, не увидели, когда он ушел.
— Подставлять нас не хочет, — пояснил барон.
— Он сказал мне, — вмешался Тари, — что возвращается в город.
— Убьют его там, — ответил барон. — Жаль его, он настоящий человек, я привык к нему. А помочь не могу, не хочет он, чтобы ему помогали. Сам будет нести свой крест. Такова судьба его, но мне жаль его.
— Я тоже любил его, — признался Тари.
Митя сорвал пломбу с дверей своей квартиры и, открыв замок своим ключом, вошел вовнутрь. Никто не помешал ему. Видно, решили, что он сюда больше не придет, и сняли засаду. Митя прошел в свою комнату и присел на тахту. В доме ничего не изменилось. Только толстый слой пыли лежал на всем. На столе стояла чашка с недопитым чаем.
«Сколько мне еще скитаться? — подумал Митя. — Может, покончить со всем этим? Один миг и — никаких волнений. Только один миг…»
Эти мысли и раньше приходили ему в голову, но никогда еще они не были столь отчетливы. «Как странно складывается жизнь человеческая. Мгновение — и все переворачивается, то, что с таким трудом строил, рушится. И ты в этом не виноват. Судьба словно хочет испытать тебя, посмотреть, на что ты способен. А ведь есть люди, которые проживают свою жизнь почти без происшествий…»
Перед ним возникло лицо Седого — необычно грустное, словно он жаловался на кого-то. Таким его Митя никогда не видел. И будто не видение возникло перед Митей, а живой человек.
— Ну, — спросил Седой, — куда ты подашься, Митя? Мне-то легче, меня уже нет, и не надо ни о чем заботиться. Ведь больше ничего уже не случится.
— Ты так не хотел в клеть, — сказал вслух Митя, — а умер в тюрьме, так суждено тебе было. А мог бы спокойно жить, и никто бы не тревожил тебя. Зачем ты вмешался в новую жизнь, Седой? Что тебе до них? Все изменилось, а ты не понимал этого.
— Митя, — сказал Седой, — Бог распоряжается, а мы только думаем, что принимаем решения. Крест на шее — это не крест судьбы… И я не понял этого вовремя. Крест не защитил меня, Митя.