— У цыган свой суд, — сказал Михай. — Крис называется. Мы никого из своих чужим судить не позволяем. А тебя кто ищет-то, власть или человек?
— Человек, но такой человек, который может обратиться к власти за подмогой.
— В чем же его выгода, что он тебя преследует? Покойный ему кто?
— Друг он ему, — ответил чужак.
— Что ж, это похвально, что он за друга… — Михай помолчал.
— Мстить хочет, — договорил за него чужак.
— Да, — сказал Михай. — Ладно, еще наговоримся, иди отдыхай. Как зовут-то тебя?
— Митей меня зовут, старик…
На рассвете Михай созвал стариков. Собственно, на этот раз за ними даже и не нужно было посылать; все знали: в табор пришел чужой, и всем хотелось послушать, что скажет по этому поводу Михай в отсутствие барона. Было время, когда именно Михай вел табор, но потом что-то случилось, и вместо него появился другой барон. Что тогда произошло, помнили немногие — так давно это было. Но видно, что-то важное, иначе почему бы его тогда переизбрали? И вот сейчас снова случилось нечто важное, способное изменить жизнь табора, и на его, Михая, плечи ложится большая ответственность. Старики ждали, когда он наконец заговорит.
Но Михай медлил, и не потому, чтобы, согласно традиции, начать спокойный и неторопливый разговор. Просто он еще не принял решения и ему надо было обдумать каждое свое слово. Ведь если цыгане не поддержат его, то, значит, зря он прожил жизнь и стал слишком старым, чтобы принимать решение, от которого зависят судьбы других людей.
Неожиданно один из стариков заговорил. Это было нарушением традиции, и Михай понял, что, хотя и остался за барона, все же цыгане не относятся к нему как к вожаку. И подумал про себя: «Слишком стар я для того, чтобы быть бароном!» Это вызвало у него усмешку, и все находившиеся здесь старики поняли Михая и тоже усмехнулись.
— По нашему закону мы не можем его прогнать, он пришел искать нашей защиты, — со значением сказал сгорбленный, обросший седой гривой Николай. — Ты узнал у него, почему он скрывается?
— Убил он, — глухо ответил Михай, — а что там произошло, еще не успел я выяснить. Но думаю так, что пора нам сниматься с места скоро, совсем скоро придут за ним.
— С чего ты решил? — сказал Николай. — Или знаешь что?
— Власть придет или человек, который хочет его жизнь взять.
Старики зашумели.
— С властью договоримся, — сказал Пилич, — а вот у человека надо узнать, коли придет сюда: прав он или нет?
— Как ты с властью договоришься? Барон бы не одобрил этого…
— Барона не будет еще несколько дней, а все может решиться за один час…
— Давно они на нас зубы точат, говорят: «Укрываете беглых…»
— Надо сейчас все решить: уходить или нет?
Михай, в общем, разделял мнение стариков, и единственное, что еще было ему неясно, надо ли срывать цыган с места и уходить отсюда, не дожидаясь барона.
— Останемся мы, — вдруг резко сказал Михай, — барона дождемся.
Неожиданно к костру подошел чужак. Старики, не ожидавшие этого, были явно удивлены, хотя ни словом не остановили пришельца. Митя был очень спокоен, как будто он прожил среди цыган долгое время. Понимая, что в эти минуты говорят именно о нем, парень взволнованно произнес:
— Ну, что вы решили, старики? Могу я остаться среди вас?
Свой никогда не спросил бы так — в лоб, он бы долго примеривался, прикидывая, когда можно будет заговорить об этом.
— Что ты натворил, гаджё? — спросил Николай.
— Разве вам не сказал?.. — кивнул Митя в сторону Михая.
— Сказал, но мы хотели бы тебя послушать.
— Долгая это история… — начал Митя.
— Куда нам торопиться?
— Ладно, воля ваша, если хотите, расскажу… Среди камня я вырос, старики, и только сейчас понял, что сердце мое каменным стало…
Старикам понравилось, как говорит Митя, и они одобрительно закивали:
— Дальше говори…
— Не смущайся…
— Травинка в поле теряется среди остальных трав, так и человек в городе, среди камня, потеряться может. Особенно если он не понимает, зачем живет…
— Э, куда загнул, — сказал Михай, — нам такого не надо, проще говори…
— Куда уж проще, — продолжил Митя, — отец с матерью дали мне все, что я мог бы пожелать: кормили, учили. Но мало мне казалось, душа чего-то требовала, а чего — я сначала и не понимал. И пришло время — открылось мне, что все вокруг темно и пусто, ибо нет рядом души родственной. Одиноким я был среди камня, некому было открыть себя, боль свою высказать. И вот однажды встретил я человека! Мне так показалось. Был он настежь распахнут, старики, душа его к миру была обращена, и пела его душа. Как было не открыться такому? И я доверился ему. Все с ним делил: хлеб и воду! И… попал к нему в сети…