Здесь не приходится входить в подробности сотни ухищрений, пущенных мной в ход против Лобо: не было ни одной комбинации стрихнина, мышьяка, синильной кислоты, к которой я бы ни прибегнул, не было ни одного сорта мяса, которого бы я ни избирал для приманки, но день за днем, когда я являлся узнать о результате, приходилось убеждаться в тщетности всех моих усилий. Старый Лобо был куда хитрее меня.
Приведу только один пример в доказательство его изворотливости. По совету одного старого волчатника я распустил немного сыра вместе с печеночным жиром только что убитой телки, причем резал мясо костяным ножом и растопил его в фарфоровой посуде во избежание запаха металла. Когда смесь остыла, я нарезал ее кусками и, проделав в каждом куске по отверстию, начинил их обильной дозой стрихнина и цианистого калия, вложенных в непропускающую запах облатку, и в завершение всего замазал отверстие тем же сыром. Во все время этой операции я не снимал перчаток, вымоченных в теплой крови телки, и даже избегал дышать на приманку.
Когда все было готово, я положил заготовленное в замазанный кровью мешок из сыромятной кожи и отправился верхом, волоча за собой на веревке говяжью печень и почки. С этими приспособлениями я описал круг в десять миль, бросая через каждые четверть мили по куску приманки и попрежнему избегая прикасаться к ней руками.
Лобо обыкновенно появлялся в этой местности в начале каждой недели, проводя остальные дни ее, как полагали, у подножья Сиерры-Гранде. Дело было в понедельник, и, собираясь повернуть восвояси, я услыхал его густой бас. При этих звуках один из ковбоев кратко заметил:
— Вот он; посмотрим, что будет?
На следующее утро я поспешил в обход, горя нетерпением узнать о результате. Вскоре мне повстречался след хищников, с Лобо во главе, — его нетрудно было отличить от других. След передней лапы обыкновенного волка равняется четырем дюймам, крупного волка — четырем и трем четвертям, но след Лобо, перемеренный нами много раз, достигал от пятки до когтей пяти дюймов с половиной; позднее я убедился, что остальные его размеры соответствовали ступне, ибо в нем было три фута вышины, смеривая до верха плеча, и весил он сто пятьдесят фунтов. Таким образом, всегда легко было выискать его след, хотя бы и перепутанный со следами его стаи.
Последняя живо почуяла, где я волочил мясо, и, как водится, двинулась по следу. Мне удалось по следам рассмотреть, что Лобо подошел к первой приманке и поднял ее с земли.
Тут я не мог скрыть своего восторга.
— Попался, наконец! — воскликнул я. — Не дальше, чем через милю мы найдем его бездыханное тело.
И я вскачь понесся дальше, не сводя жадных глаз с отпечатка широких лап на пыли. Они довели меня до места второй приманки, — и эта тоже исчезла. Как я ликовал! Теперь он мой, да еще, пожалуй, несколько других волков в придачу.
Но след широкой лапы все не исчезал с дороги, и, сколько я ни поднимался на стременах и ни осматривал окрестность, не было видно околевшего волка. Я поехал дальше и удостоверился, что третья приманка также исчезла, и след Лобо вел к четвертой. Здесь я узнал, что он не проглотил ни одной из них, а всего лишь унес их в пасти. Взгромоздив тогда все четыре в кучу, он осквернил их способом, ясно выражавшим полное презрение к моим ухищрениям. Вслед за тем он свернул с проделанного мною следа и отправился по своим делам вместе с так бдительно охраняемой им стаей.
Этот случай лишь один из немногих, убедивших меня, что отравой мне никогда не одолеть разбойника, и, хотя я продолжал разбрасывать ее в ожидании капканов, это делалось единственно для прочих волчьих стай прерии.
В течение этого времени мне пришлось наблюдать интересный случай. Волки его стаи нередко предавались занятию, имевшему единственной целью развлечение: это было спугивание и умерщвление овец, которых они почти никогда не ели.
Овцы обыкновенно содержатся стадами от одной до трех тысяч под надзором одного или нескольких пастухов. На ночь их сгоняют в наиболее защищенное место по-соседству, и в каждом конце стада ночует по человеку для большей безопасности. Овцы настолько бестолковы, что готовы бросаться куда попало от самого безобидного пустяка, но зато в их природе прочно вкоренился один — и, быть может, только этот один инстинкт, а именно: не отставать от вожака.
Пастухи обращают на пользу этот инстинкт, снабжая каждое стадо овец полудюжиной козлов. Овцы признают превосходство ума своих бородатых братьев и в случае ночной тревоги обыкновенно собираются вокруг них, чем спасаются от последствий паники.