— Зачем он тебе, отец?
— Болван! Каждый из вас важен!
— Но Бергей особенно? — предположил Дардиолай, — ты послал за ним Тзира и аж четырёх братьев. Я такой заботы ни о ком из нас не припомню.
— Потому как вы и не достойны её! — без тени усмешки заявил жрец.
— Даже я? — улыбнулся Дардиолай.
— Даже ты.
— Ты сам себе противоречишь. То все важны, то не достойны.
Збел помрачнел. Тут похоже, всё серьёзно. Старик и не думает шутить. «Даже ты». Это чем же пацан так ценен?
— Не он, — ответил на невысказанный вопрос Залдас, — а его младший брат. Хотя старший тоже очень важен.
— Чем?
— Посильнее тебя будет, когда вырастет.
— Вот как? — Дардиолай удивлённо приподнял бровь, — а младший стало быть…
— Сильнее всех, — ответил жрец, — вообще всех. Сильнее её…
Перед взором Збела вновь на мгновение возник образ обнаженной черноволосой женщины. Она смотрела на него с усмешкой.
— Кто они? Эти мальчишки.
— Он же тебе назвался. Они — сыновья Сирма.
— Я помню Сирма. Он был хорош, но он — обычный человек. Кто они?
— Внуки Талэ и Зейпирона, — ответил Залдас, — эта кровь пестовалась девять колен. И всё рассыпалось в прах.
— Из-за Декенея?
— Не только. Всё окончательно пошло через задницу, когда идиот Диурпаней вторгся в Мёзию.
— Всё же я не понимаю… — пробормотал Дардиолай, — если эти дети так важны, почему ты не приставил к ним надёжную охрану?
— Приставил! — рявкнул Залдас, помолчал, а потом добавил тише, — никогда, сын, не полагайся на других…
Дардиолай слышал эти слова от него не первый раз.
«Если хочешь сделать что-то хорошо — сделай это сам».
Увы, отец не мог себе позволить такую роскошь. В этом мощном высоком муже еле теплился огонёк жизни, которую в нём поддерживала гора. Он не мог её покинуть, будучи тяжко изранен в схватке с Декенеем, когда тот сверг старых богов гетов.
Сто пятьдесят лет назад.
Дардиолай знал это. Старик-чародей, живущий на земле несколько веков, не бессмертен, не всемогущ и не всеведущ.
Будто прочитав его мысли (а может так и было), Залдас сказал:
— Их должен был беречь ты, но тебе заморочил голову Децебал своими глупыми войнами.
Збел мрачно посмотрел на него.
— Глупыми?
Залдас пропустил его вопрос мимо ушей.
— Потом сгинул Искар. Всех разметала война. Последняя надежда у меня оставалась на Тзира. Что он сумеет вывести из Сармизегетузы внуков Зейпирона.
— Тзир — человек, — заметил Дардиолай.
Человек. Как это просто сказать, оказывается.
«Он всего лишь слабый человек. Человечишка».
А вот Реметалк такое бы сказал, не задумываясь. Да и другие… братья.
— Тзир — человек, — подтвердил Залдас, — он верен. Просто глуп. Как и Бицилис. Простой приказ они поняли… через задницу. Тзир притащил сюда толпу мальчишек, но не Бергея! Не смог уследить за одним сопляком! А Дарсу и вовсе бросил в Сармизегетузе! Воистину, эти тупоголовые кретины сполна заслужили все беды, что на них обрушились.
Дардиолай стиснул зубы.
— Тебе и правда нет дела до того, что станет с Дакией?
— А что с ней станет? — насмешливо спросил Залдас.
— Ну… — опешил Дардиолай, — вообще-то её поработят римляне. Нашу землю.
— Мне есть дело только до того, чтобы в час, когда всё вокруг рушится, сберечь силы, способные противостоять Змее. И твой долг в том, чтобы стать моими руками. А вовсе не в службе честолюбивому глупцу, уже потерявшему голову. Иди спать. Завтра ты едешь на поиски внуков Зейпирона.
— Ты уже послал пятерых. Мало?
— Они тебе в подмётки не годятся. Едешь ты. Это не обсуждается.
Дардиолай поднялся. Ему хотелось что-то сказать. Что-то значительное. Гордо вскинуть голову и храбро бросить: «Нет».
Он промолчал. Повернулся, шагнул к выходу. Остановился.
— Чего застыл? — прозвучал за спиной недовольный голос.
«Хорошая у Сусага дочка. Искусная».
Он ничего не сказал про Тармисару.
Хотя нет. Сказал.
«Всё зло от баб».
Дардиолай повернулся.
— Скажи, отец, — его голос дрогнул, — Дайна — моя дочь?
И в ответ непреклонное:
— Нет.
Дардиолай опустил голову. Вышел.
Залдас остался неподвижен. Долго так сидел.
Зашипели факелы, будто в них попало масло, затрепетало пламя от возникшего дуновения ветра. В дальнем углу мегарона за спиной Залдаса задвигались тени, там начал клубиться невесть откуда-то взявшийся туман. Он становился всё плотнее, тёк, закручивался в спираль и будто бы светился, мерцал.
— Радуйся, Аглай, — сказал Залдас, не поворачиваясь, — где шляпу потерял?