Тем не менее, на этот раз все складывается как-то иначе. Необычное явление природы, поразившее Хейс. Ученые климатологи составили математическую модель явления. Может быть, верную, а может быть и нет, кто знает? Но почему все это происходит именно сейчас? И эти фотографии со спутника… Но с другой стороны, из России не последовало никакого сообщения, ни словечка, ни намека…
— Доктор Брукман, президент готов принять вас.
Только настольная лампа освещала Овальный кабинет. Президент сидел в тени под флагом Соединенных Штатов.
— Рад вас видеть, Мэл.
— Благодарю, мистер президент.
Президент барабанил пальцами по столу и листу, лежащему перед ним. Брукман заметил, что на листе виднеется красная литера секретности, такая же, как и на его копии.
— Вы это, конечно, читали?
Это было утверждение, а не вопрос.
Брукман кивнул.
— Вы согласны, что в докладе что-то есть?
— В каком смысле, мистер президент?
Президент задумчиво посмотрел на Брукмана.
Вот он — острый, консервативный, лояльный — типичный представитель эстаблишмента. Конечно, в этом нет ничего плохого. Эстаблишмент не может обойтись без таких людей, и администрация Белого дома не исключение. Но нельзя слушать их, вернее нужно не слушать их мнение, так как они всегда говорят только то, что от них хотят услышать.
— Я имею в виду… — начал он терпеливо, — что вы думаете об этих… Танцорах? Они были в прошлом постоянным явлением в Арктике?
— Легенды такого рода часто основаны на реальных фактах, — сказал Брукман, удивляясь самому себе.
— Но если это так, Мэл, значит для нас начинается новая игра. Не может ли это означать, что все эти арктические феномены приближаются к нам? Почему?
— Стовин считает, что это предвестники нового ледникового периода.
— И когда он начнется?
— Стовин считает, что он уже начался.
Президент заговорил и в его голосе послышалась сталь.
— Я знаю, что считает Стовин, Мэл. Меня интересует ваше мнение.
Брукман потер левую бровь. Все три его жены знали, что этот жест означает желание уклониться от ответа на вопрос. Но сейчас был не тот случай.
— Я думаю, — нерешительно произнес он, — я думаю, что есть один шанс из двадцати, что он прав.
Президент присвистнул.
— Так много, Мэл?
Брукман пожал плечами.
— Остальные согласны с вами?
— Только один.
— Кто?
— Чавез.
Президент открыл ящик стола, достал оттуда лист бумаги и просмотрел его.
— Он ботаник?
— Да, мистер президент. Он изучает арктическую растительность. И он утверждает, что картина, сложившаяся за последние три года, весьма напоминает ту, что была перед последним ледниковым периодом.
— Х-мм.
Президент резко встал из-за стола, подошел к стене возле окна и некоторое время рассматривал фотографию Белого Дома, висящую на стене. Затем он вернулся, но сел в одно из глубоких желтых кресел перед камином. Он улыбнулся и кивком пригласил Брукмана пересесть.
— То, что случилось в Хейсе, и, возможно, в Сибири, а также на Маккензи, что это, Мэл? Стовин назвал это Танцором, но такое название ничего не объясняет.
Брукман наклонился вперед. Наконец-то в разговоре наметился прогресс.
— Я изложил проблему сотрудникам Мировой Атмосферной Комиссии — ее американскому отделению. И получил ответ.
— Да?
— Несколько лет назад в Австралии создали математическую модель торнадо, о котором мы знаем на удивление мало. Оказалось, что торнадо представляет собой потоки воздуха, закручивающиеся спирально вокруг центральной оси и всасывающие воздух внутрь спирали. Получающаяся труба вытягивается и тянется к земле. Наши сотрудники предположили, что этот Танцор и торнадо одно и то же, только в условиях холодного климата. Причем внутри трубы, где воздух разрежен, гораздо холоднее, чем снаружи. Это ледяное торнадо. Для возникновения такого явления необходима определенная комбинация температуры воздуха и ветра. Именно такие условия характерны для Арктики.
— А теперь, — задумчиво произнес президент, — такое стало происходить и на юге.
— Да, — ответил Брукман. — Пару раз уже случалось.