— И такие условия везде? — поинтересовался Стовин.
Солдатов пожал плечами.
— Территория огромна… — Он показал на карту. — Вы знаете русский язык, доктор Стовин?
Стовин покачал головой.
— Хорошо, я буду объяснять.
— Более девяти миллионов квадратных миль, — он провел рукой по карте. — И везде разные условия. Вот здесь, к западу от Оби, у нас погода как в Западной Европе, немного резче. На севере этого района — холодно. А на северо-востоке холоднее всего. Если двигаться к северо-востоку, то каждые две мили температура падает на несколько градусов. Самое холодное место это Верхоянск и Оймякон. Здесь температура опускается до девяноста градусов ниже нуля по Фаренгейту. А в среднем по Якутии температура минус семьдесят градусов. Во всей Сибири средняя температура января ниже нуля. Лето же здесь короткое, но теплое — в июле средняя температура в Якутске сто градусов по Фаренгейту. Он близок к Арктическому океану.
— Я не помню цифр температуры морской поверхности для этого района, — сказал Стовин.
— Когда мы вернемся домой, я покажу вам их, — сказал Солдатов. — Лето в Якутии короткое — всегда три-четыре недели. Обычно резкое падение температуры происходит в октябре — ноябре. В этом году в сентябре — октябре. Якутская погода движется на юг. На юг и запад. И затем… вот это… что произошло здесь… Мы думаем, что это изменение направления потоков в верхних слоях атмосферы.
— Я тоже так считаю, — сказал Стовин.
Солдатов посмотрел на него, ничего не говоря. Снова Бисби увидел, как измучен этот русский.
— Когда это случилось в Новосибирске, температура опустилась ниже самой крайней точки, когда-либо зарегистрированной в Сибири.
Внезапно в будку вошел инженер-лейтенант. С ним ворвался жуткий холод и облако снега. Солдатов о чем-то переговорил с ним, а затем повернулся к американцам.
— Нам дают армейский вездеход, чтобы мы могли добраться до дачи. Погода испортилась так, что на машине не проехать.
Через десять минут в будку вошел другой офицер, весь осыпанный снегом. Солдатов встал и жестом пригласил Стовина и Бисби к выходу.
— Боюсь, что мир изменился для вас. Я очень рад, что вы сейчас со мной.
— Кто должен быть с ним? — спросил председатель Комитета государственной безопасности. Он стоял, повернувшись спиной к Григорию Волкову, глядя через окно Кремля на желтую стену Оружейной палаты и на заснеженные ели Александровского сада. Волков переступал с ноги на ногу, перед тем как ответить, и это движение не ускользнуло от внимания председателя. Он отвернулся от окна и пристально посмотрел на сотрудника министерства иностранных дел, ожидая ответа.
— Катков, товарищ председатель. Из Томского Комитета. Он ближе всех к месту событий.
— И?
Волков колебался.
— В Новосибирск сейчас трудно добраться, товарищ председатель. Геликоптер Каткова был вынужден вернуться. Погода ужасная. Он должен был быть там сегодня, но будет только завтра. А может быть, еще задержится.
— Ясно.
— Может быть, использовать кого-нибудь из новосибирских товарищей? Гунченко, например.
Председатель нахмурился и покачал головой. Он снова повернулся к окну. Волков ждал, разглядывая большую картину, на которой была изображена улица Горького. Прекрасная композиция. Похоже на Пименова. Но может ли это быть? Ведь Пименова нет в частном владении. Только одна картина у Леонида Брежнева на даче в Жуковке. Одна. Нет, это скорее всего репродукция.
Молча председатель открыл стол и достал ярко-голубую папку. Волков не мог рассмотреть, что это, но он догадывался. Это материалы Первого Отдела на Евгения Солдатова — специализированная биография, составляемая на каждого советского гражданина. В ней содержатся сведения о работе, партийной принадлежности, отношении к политике партии, о сношениях с иностранными гражданами и многое другое, что может представлять интерес для КГБ. Председатель медленно перелистывал дело. Наконец он нашел, что искал.
— Оказывается, Катков работал с Солдатовым, — сказал он.
— Да, они знают друг друга.
— В таком случае Катков не идеальный выбор. Нужно подобрать такого, кто не знает Солдатова и кого не знает Солдатов.
— Но… Солдатов… — Волков не смог скрыть изумления.
Председатель махнул рукой.
— Не поймите меня превратно. У нас нет ничего против Солдатова. Все данные говорят за то, что он вполне лояльный гражданин, хотя… хотя и позволяет себе некоторые вольности. Но, может, это и хорошо. Я мало знаю мир науки, но мне говорили, что Солдатов много спорит с академиками и во многом прав. Посмотрим. Но сейчас совсем иное дело, товарищ Волков… эти американцы, Стовин… Даже для Солдатова совершенно непривычная ситуация. Я хочу, чтобы возле них был свежий человек, не Катков. И не какой-нибудь новосибирский дуболом.