Бык бросил трубку и вскочил с кресла. Его трясло от наглости Мартына, который собрался ему читать прописные истины. Он не заметил, как стал шагать по кабинету от стены к стене, вселяя в Шимановского поистине животный ужас.
Наконец, Бык остановился и достал из кармана куртки пистолет. Он приставил его к голове Шимановского и прохрипел:
— Слушай меня. Если к концу месяца не будет денег и отчета, то я живьем закопаю тебя в землю. И еще, если ты еще раз позвонишь Мартыну и пожалуешься на меня или моих ребят, то мы сначала выпустим твои кишки, а затем зароем тебя в чистом поле, чтобы никто и никогда тебя не нашел.
Бык говорил это так искренне, что у Шимановского не осталось и тени сомнения в сказанном им. Бык сунул пистолет в карман куртки и вышел из кабинета.
Дмитрий Горохов после убийства Крюка вот уже второй день не появлялся на улице. Он замкнулся в себе, ему не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать. Слушая ранее рассказы ребят о подобных акциях, он никогда не задумывался, что будет так болезненно переживать совершенное им убийство.
— Интересно, был ли жив в тот момент Крюк или нет? — постоянно думал он.
Чем чаще он думал об этом, тем важнее для него становилась эта тема. Он пытался оправдаться, хотя бы перед собой, за совершенное преступление.
— Дима, ты что сидишь дома, не выходишь на улицу? — спросила его мать. — Что-то не пойму я тебя. То тебя домой не затащишь, то на улицу не выгонишь.
— Мать! Ты что, меня из дома гонишь? Может, я просто не хочу никого видеть? Разве у тебя подобного никогда в жизни не было?
Мать укоризненно посмотрела на него и сказала:
— Чует мое сердце, неспроста ты дома окопался. Натворил, наверное, черт знает чего, вот и отсиживаешься дома. Стыдно?
— Да ничего я не сделал такого, чтобы мне было стыдно. Ты лучше скажи мне, правда, что дядя Леша предлагал тебе отправить меня к нему в Полтаву? Может, мне действительно поехать к нему, здесь все равно болтаюсь без дела, без работы.
— Да, говорил он мне об этом месяца два назад. Сейчас не знаю, как у него дела. Он тогда хвалился, что купил машину и гоняет на ней по всей Европе. Предлагал мне отправить тебя к нему, как бы напарником на машину. Да я тогда подумала, какой из тебя напарник, тебе только летом будет восемнадцать.
— Зря ты так, мама, — укоризненно сказал Димон. — Почему ты думаешь, что у меня ничего не получится? Ты не смотри, что я молодой, у меня железная хватка. Ты лучше позвони ему и переговори, если он не против моего приезда, то я готов поехать к нему в Полтаву.
— Хорошо, Дима, сегодня же вечером позвоню, — ответила мать.
Он завалился на диван и закрыл глаза. Перед глазами снова встала картина убийства Крюка. Он снова видел, как пули из его пистолета рвали тело, как оно дергалось от ударов пуль. Он видел кровь, много крови на белоснежной поляне. Дима открыл глаза и стал осматривать комнату. Вскочив на ноги, он бросился в соседнюю комнату и с ужасом стал осматривать свои брюки. Так и есть, низ его брюк был покрыт мелкими капельками запекшейся крови. Он снял брюки и, надев тренировочные штаны, вышел в другую комнату. Не говоря ни слова, он сунул их в горевшую печь. Через секунду-другую брюки загорелись.
— Ты что там жжешь? — поинтересовалась у него мать.
— Ничего, просто открыл заслонку у печи, — ответил он ей.
Не успел он лечь на диван, как в дверь постучались. Мать, вытирая руки о подол фартука, открыла дверь. На пороге стояла мать Крюка.
— Дима дома? — спросила она хозяйку и без спроса прошла в комнату. Она присела на стул и, повернувшись к Дмитрию, спросила его:
— Дима? Ты не знаешь, где мой Борис? Мне ребята говорили, что в тот день он был с тобой.
— Откуда мне знать, где ваш Борис? — грубовато ответил он. — Борис со мной не водится, у него своя компания.
— Но ведь ребята говорят, что он с тобой ушел из поселка? — вновь спросила она его.
— Ну да. Тогда мы вышли с ним из поселка вдвоем. Он сел в восьмой трамвай и поехал куда-то в сторону центра, а я пошел в отдел кадров завода. Больше я его не видел. А вы, тетя Поля, в милицию не обращались? Может, они его задержали и сейчас держат в какой-нибудь камере.
— Обращалась, говорят, что у них его нет. Сказали, что если не вернется через три дня, то можно снова прийти к ним с его фотографией. Вот сегодня как раз я и ходила к ним. Ну, записали все, как был одет, приметы. Говорят, что рано хоронить, мол, у молодых людей это бывает. Некоторые месяцами гуляют, а потом возвращаются домой.
— Все может быть. Я еще с ребятами поговорю, может, кто-то знает, куда он мог уйти.
— Поспрашивай, Дима, — сказала с надеждой она. — Может, они тебе и скажут.
Она встала со стула и направилась к двери. Мать закрыла за ней дверь, повернулась к Дмитрию и тихо спросила:
— Скажи, сынок, почему ты не сказал ей ничего о Борисе? Ведь ты знаешь, что с ним произошло, я это чувствую.
Дмитрий вздрогнул и с ужасом посмотрел на мать.
— С чего это ты взяла, что я знаю, где он? Я не знаю, а ты сидишь дома и все обо мне знаешь?
— Да ты всю ночь кричал его имя, — со вздохом произнесла она.
— Бежать, бежать, и как можно быстрее! — со страхом подумал Горохов и лег на диван.
Проходя по коридору управления, я заглянул в кабинет Белозерова.
— Привет, Саша, поздоровался я с ним. — Как дела?
— Дела, как сажа бела, — ответил он. — Не успеваем регистрировать убийства. Стреляют везде, не только в крупных городах, но и в деревнях. Откуда у людей столько оружия?
— Сейчас, Саша, это не проблема. При наличии денег купить ствол проблемы не представляет. Сам подумай, конфликт в Карабахе, в Молдавии, развал Союза, уничтожение единых учетов оружия — воруй, продавай.
— Да, Виктор Николаевич, ты прав. Сейчас практически невозможно определить, откуда ствол, с Кавказа или из Молдовы. Завод отгрузил в армию, а там округа, склады, ну, сам знаешь. Лучше скажи, Виктор Николаевич, что говорят бандиты Быка? Какова их версия?
— Ты знаешь, Саша, то, что Купец и братья Синявские — трупы, не вызывает ни у кого сомнения, но где их кончили и куда зарыли, никто не знает. Говорят, что у Купца были какие — то проблемы с «Кинопленкой». Говорят, что он задушил какого-то пацана с полгода назад, но я в это почему-то плохо верю.
— Я что-то тоже не помню подобного убийства, — сказал Белозеров. — Оно же не могло быть латентным, вскрытие бы в любом случае определило причину смерти.
— Не знаю, Саша. То ли они порожняки гоняют, то ли просто не в теме.
— Кстати, а что с Крюком, ты случайно, Виктор Николаевич, не знаешь? Вернулся он домой или нет? — поинтересовался у меня Белозеров. — По-моему, здесь тоже труп, ведь он был правой рукой Быка. Япо своим каналам пробил, ребята Быка тоже не в курсе, где он.
— Ты, Саша, для интереса запроси это дело из Приволжского ОВД. Я посмотрю его, может, чем-то и помочь смогу.
Насколько я знаю, вы раньше работали в отделении розыска без вести пропавших людей и много раскрывали убийств, замаскированных под безвестное исчезновение. Действительно, посмотрите дело, может быть, ваш опыт и подскажет, где нам искать труп Крюка.
— Запроси, а я посмотрю его, но только ради тебя, — улыбнулся я.
Я вышел из кабинета Белозерова и направился к себе.
— Где вас только носит? — услышал я за своей спиной.
Оглянувшись назад, я увидел начальника управления уголовного розыска.
— Абрамов, зайдите, ко мне.
Я последовал за ним в его кабинет.
— Виктор Николаевич, — обратился ко мне Вдовин, — я хотел бы с вами посоветоваться по следующему вопросу. Из Москвы пришел запрос о предоставлении им статистической отчетности о преступлениях, связанных с кражами культовых и культурных ценностей. Москвичи хотят, чтобы я выступил с докладом на семинаре начальников управлений уголовного розыска МВД России на эту тему.