Нет, она не могла ее бросить. За объяснениями тетки, быть может, скрывалась история, которую не пристало рассказывать детям, – невыносимо жуткая история, в которую она, тем не менее, была готова поверить: ведь никакая правда, какой бы горькой она ни была, не могла перечеркнуть любовь, которую дарила ей матушка.
Так ничего и не узнав о ее исчезновении, Клер в глубине души надеялась, что, вернувшись через столько лет в Мандерли, она наконец сможет получить хотя бы частичный ответ на мучивший ее вопрос.
Немного пообжившись в Мандерли, она начала мало-помалу вспоминать: большую деревянную лестницу, ведущую на верхние этажи, меблировку в гостиной, красно-белый кафель на полу в кухне; а еще – мятный запах, исходивший от кустистой травы вокруг хозяйственной пристройки и напомнивший ей тягостную духоту летних вечеров… облепивших листья мяты и переливавшихся всеми цветами радуги букашек, на которых она забавы ради брызгала водой, заставляя их покинуть свои насиженные места.
Клер охватило странное ощущение, когда она ступила на ковер в бывшей своей детской, выходившей окнами в залитый солнцем сад, сплошь засаженный роскошными цветниками. Она вспомнила обои с фигурками африканских животных и кукол в громадном красном сундуке. Пятнадцать лет назад, перед отъездом в Париж, ей разрешили взять лишь самую малость своих вещей – и вот теперь все это терпеливо дожидалось ее в застывшей обстановке детской, будто презревшей время.
Клер расположилась в небольшой, скромно обставленной комнате третьего этажа, где пахло вощеным деревом. Это было единственное место в доме, где она чувствовала себя достаточно уютно и могла спать спокойно.
Первые ночи в Мандерли оказались для нее мучительными – отчасти из-за стоявшей вокруг тишины и стойкого впечатления, что в радиусе нескольких километров нет ни одной живой души. В Париже, лежа на диване, Клер привыкла слышать неумолчный шум города за окном. И перед тем, как она отходила ко сну, это всегда вселяло в нее ощущение жизни, не прекращавшейся и ночью; знакомый шум машин, людей, идущих по тротуару, дробный стук дождя по крышам или отдаленный гул надземного метро – этот мир продолжал вращаться все время, пока она спала, и всегда встречал ее, когда она просыпалась.
Не покидая своего наблюдательного поста у окна в кабинете, Клер зажгла лампу под красным абажуром, стоявшую на маленьком столике черешневого дерева. Вот-вот подъедет Люка. Поначалу Клер сидела у окна, высматривая только его. И ожидание раздражало ее. Он позвонил ей полчаса назад – предупредил, что заправится бензином и подъедет.
Полчаса назад. Неужели так давно?
С Люка она встретилась неделю назад – их познакомила Ванесса Лекуантр, пухленькая брюнеточка, с которой она познакомилась, когда каталась на велосипеде по окрестному лесу. В тот день Ванесса была со своим младшим братом Дамьеном, и очень скоро они прониклись взаимной симпатией за мороженым и чашечкой кофе в маленькой здешней кофейне. Клер рассказала, что привело ее в эти места, и Ванесса премного удивилась, потому как прожила здесь всю жизнь и уже не чаяла поскорее перебраться в Париж. Сблизились они быстро, что поразило и вместе с тем обрадовало Клер, поскольку прежде ей никак не удавалось сойтись со сверстницами.
Люка дружил с приятелем Ванессы. Он был на год старше Клер и учился на третьем курсе исторического факультета университета Монпелье. Он приехал на лето к своим родителям, проживавшим в Аннеси, и подрабатывал в небольшом местном театре, который держал его родной дядя.
Вспомнив об этом, она подумала, что, кажется, первый раз в жизни решилась подпустить парня так близко к своему сердцу.
У нее перед глазами промелькнула тень – Клер вздрогнула. За окном стоял Люка. В лунном свете его квадратное лицо проглядывало не полностью – высвечивались только рот и подбородок. Клер смутилась. Еще мгновение назад ей показалось, что она видела кого-то другого, с чертами знакомыми и вместе с тем давно позабытыми…