Да что говорить! Официальные историки противостояния не говорят и доли правды о той войне. Кто из них написал хоть строчку о том, чтобы случаи (и не раз!) сопротивления нам со стороны местного населения. И мы истребляли это население, как потенциально вражеское. А нам в лица летели упреки, что это мы во всем виноваты, что если бы не мы, их отцы, жены, дети были сейчас живы. Вот она правда. Неудобная, но правда.
Мы випили, закусили. Меня разморило. И тут он завел разговор. Он сказал, что чувствует какую-то бесперспективность во всем происходящем. Нет, Николай не говорил прямо в лоб, что считает, что в этой войне нет никакого смысла. Он обходил острые углы, старался говорить образно и обтекаемо.
— Знаете, Петр Сергеевич, смотрю я на все, что вокруг творится и думаю, а конец-то настанет? Сколько еще крови-то должно пролиться?
Я налил себе еще и залпом выпил. От слов Николая кровь ударила мне в голову и расслабленность моментально улетучилась. Он был первый, кто высказал столь созвучные мне мысли!
— Что ты имеешь в виду, Коля? — осторожно спросил я.
— То, что иногда нужно подумать и о цене, — ответил он и снова попал прямо в яблочко. — Я, Петр Сергеевич, считаю, что цена имеет значение. Помните старую-старую песню?
— Какую?
— Военную. Еще той войне посвященную, Отечественной. Там слова такие были: а нам нужна одна победа, одна на всех — мы за ценой не постоим. Так вот я с этими словами не согласен. В корне не согласен. Каждое наше действие вызывает двойное противодействие с той стороны. З а каждого убитого их, убивают десять наших. Да и каких наших-то!? Простых людей убивают. И что это за счет? Один к десяти…. И кто получается настоящими убийцами. Они или мы?
Я молчал и потрясенно слушал его. А он не переставал. Он понял, что я попался на крючок, заглотив наживку.
— А за что мы боремся? Больше года прошло, а программы нет. Политической программы, я имею в виду. Все эти красивые слова о сильном государстве и свободных людях ведь так и могут остаться только красивыми словами. И ни чем больше. И что тогда? Кто дает гарантию, что после прихода к власти все не вернется на круги своя. Да и можно ли этой страной управлять по другому-то?
Он был прав во всем. Я был готов подписаться под каждым его словом, под каждой буквой в отдельности. Так я понимал его!
Помню, меня начало знобить. Мы выпили еще. А потом надо было подниматься и идти дальше. И чем дальше мы шли, тем больше ярких примеров подкидывала нам жизнь. И это уже не было делом рук МНБ. Все было по-настоящему. Кровь лилась по-настоящему.
Я утверждаю, что это была трагедия русского народа! Именно трагедия. Никакая свобода не стоит таких жертв! Мертвым свобода не нужна.
Было еще несколько разговоров. Потом начались самые тяжелые бои и было не до доверительных бесед.
Вскоре мы воссоединились с группировкой Павла. Ко всеобщему удивлению у него оказался известный теперь на весь мир британский журналист Джон Даррел. Тогда-то его мало кто знал — так, мелкая сошка. Мировую славу он получил именно после своих репортажей о нас.
Лично мне этот Даррел не понравился с первого взгляда. С вечной улыбочкой на вытянутом, несколько лошадином, лице, он постоянно крутился рядом, что-то вынюхивал, расспрашивал, строчил в своем компьютере. Но больше всего мне не нравилась его позиция. Этот английский дурак был очарован Павлом, Ильей, другими командирами. Ко мне он тоже пытался ластится, но я держал дистанцию, давая понять, что не желаю близко общаться с ним. Впрочем, он никогда не обижался.
Так вот, позиция Даррела. Именно он на весь мир раструбил о добрых, честных и справедливых повстанцах из Армии Свободы. Именно благодаря его стараниям СНКР оказался практически изолирован от остального мира. Ряд государств и вовсе разорвали со страной дипломатические отношения. На мой взгляд, этот журналист был и остается врагом России. Вместо того, чтобы силой своего пера остановить кровопролитие, он подстегивал его, провоцируя власть все больше и больше ужесточать меры.
Именно после статей Даррела для нас открылся канал зарубежной помощи. По началу он был мало значим, так как деньги все равно не доходили до нас, а от военной помощи в виде введения на территорию России европейского контингента, мы отказались. Но под конец Европа все же сыграла свою роль. Когда западная часть полностью оказалась в руках Армии Свободы, открылся канал прямых поставок оружия, продовольствия, амуниции.