Звонок раздался неожиданно, заставив Пэм вздрогнуть. Она моментально включила связь и воткнула наушник поглубже в ухо.
— Он выехал. Идет по маршруту. Без отклонений.
Крот говорил быстро, но четко, тщательно проговаривая каждое слово.
— Поняла. Жду, — ответила Пэм и нажала отбой.
Теперь оставалось ждать.
Но вдруг телефон зазвонил снова. Она посмотрела на экран и увидела номер Грома. Это запланировано не было — кто-кто, а осторожный Гром не стал бы светиться по пустякам. И все же факт оставался фактом: звонил именно он. Пэм приняла звонок.
— Отбой. — услышала она в трубке. — Сообщай по цепочке. Ты поняла? Отбой!
— Что случилось? — попыталась узнать она, но не успела — Гром уже отключился.
Ничего не понимая, Пэм уже собралась набирать номер Крота, но тут телефон снова зазвонил. Крот объявился сам.
— Он поменял маршрут, — отрывисто сообщил напарник. — Свернул с Проспекта революции и движется теперь в сторону окружной. Выдвигайся в этот район…
— Только что звонил Гром, — перебила его Пэм. — Он сказал, чтобы мы все сворачивали.
— Я тебе сказал, куда ехать, — зло бросил он и отключился.
Пэм в растерянности посмотрела на потухший экран и завела двигатель. По внутренней субординации Крот был выше Грома, хотя если судить по их родителям, то расклад получался обратным. И все же в данный момент слово Крота было для нее приказом, которому Пэм обязана была подчиниться.
Она вдавила педаль газа в пол, и старый автомобиль сорвался с места. Темные, плохо освещенные улицы пролетали за окном, но мысли Пэм были далеки от городских пейзажей: она пыталась понять, что происходит, но мысли кувырком проносились одна за одной, не желай выстраиваться в стройную логическую цепочку. Очевидно было лишь одно: что-то пошло не так.
Минут через двадцать она уже была в секторе, указанном Кротом. Припарковавшись возле неприметного типового жилого дома, Пэм закурила и включила радио. По всем каналам передавали практически одно и тоже, лишь с небольшими различиями: бесконечные речи членов правительства, интервью с ними же, а в промежутках — идеологически выдержанные песни, которые сама Пэм люто ненавидела еще со школы.
Тишина окраинной улицы и музыка (на которой она все же остановилась, не желая слушать об успехах в сельском хозяйстве и других секторах экономики) заставила ее немного отвлечься и расслабиться. Мысли потекли более плавно, и Пэм окунулась в воспоминания…
За свои двадцать лет она ни разу не знала, что такое реальность. Реальность ей показал Гром, когда она, дочка видного партийного функционера, познакомилась с ним на одном из приемов. В тот вечер он посадил ее в свою машину и повез на окраину Москвы, куда-то за бывшие Люберцы, где, по словам ведущих новостей, было возведено новое комфортабельное жилье для трудящихся столицы.
В книгах, которые в избытке были в библиотеке ее отца, она видела картинки нищеты. Видела как живут люди в трущобах Нью-Йорка и фавелах Рио-де-Женейро. Но Пэм (а тогда просто Лена) и помыслить не могла, что так могут жить люди в СНКР, да еще и в столице.
Они проезжали по темным улицам, на которых стояли бетонные многоэтажные коробки с маленькими окошками, без балконов и какого-либо декора. На улицах то там, то тут полыхали металлические бочки, вокруг которых толпились люди. Гром иногда притормаживал, чтобы она могла получше рассмотреть, что они делают. А они готовили себе есть, что-то жаря на огне, от которого вверх уходили клубы плотного черного дыма. Похоже, в бочках горела резина, скорее всего, старые шины.
— Они что, не могут поесть дома? — удивилась тогда Пэм.
— Дома у них нет кухонь, — объяснил Гром. — Дома спроектированы так, что на каждый дом предусмотрена одна общая кухня, в которой еду нужно готовить посменно. А представь, сколько людей живет в каждом доме… Выходит, что вот так куда быстрее.
— Дикость какая-то… — прошептала ошеломленная Пэм, все еще не веря, что подобное возможно в их государстве, где все сделано для блага человека. — А почему бы им не поесть в столовой или кафе, если такие трудности… Да и трудности, я уверена, временные!
И тогда Гром ей начал рассказывать о реальности, от которой она была огорожена всю свою жизнь высоким положением отца. Сначала она не верила, но Гром говорил убедительно, многое показывал, несколько часов к ряду возя ее по таким районам города, в которых она раньше никогда не была, да и вряд ли бы попала когда-нибудь, если бы не эта внезапная экскурсия.