– Ложитесь, шериф Свон!
– Мне нужен Дэвид!
– Шериф Свон, лягте!
– Позвоните Нолану!
– Господи, шериф, он здесь, просто отошел в туалет! Сейчас вернется!
Немного успокоившись, Эмма позволила усадить – не уложить! – себя в постель и принялась нетерпеливо ждать. Медсестра осмотрела ее, убедилась, что повязка на месте, что кровь не пошла, попыталась вернуть на место катетер, но потерпела неудачу. Пригрозив вызвать доктора Вэйла, медсестра ушла, Эмма же осталась ждать Дэвида, поглядывая на часы. Прошло десять минут. Пятнадцать. Двадцать. Полчаса.
Эмма решительно поднялась.
– Вы знаете, за это время в туалете можно было сделать массу дел, – сердито сообщила она вскинувшейся медсестре. – Вызовите мне такси. Немедленно.
– Доктор Вэйл…
Эмма перегнулась через стойку: так осторожно, как только могла.
– Если вы сейчас же не сделаете, как я прошу, то я привлеку вас за препятствование полиции в расследовании важного дела.
Ей нужно было уйти отсюда.
Ей нужно было к Регине.
В самом деле, единственной, о ком - и о чем - сейчас думала Эмма, была Регина. Не Генри. Не все то дело, в котором Эмма увязла по уши. Не Голд, так удобно оказавшийся рядом при выстреле. Не намерение найти того, кто покушался на жизнь шерифа. Регина. Эмма должна была убедиться, что с ней все в порядке. В ожидании такси она набрала мобильный Регины, а потом и домашний, потому что мобильный был отключен. Хотела позвонить Генри, но в этот момент хмурая медсестра сообщила, что машина подъехала. Как была, в больничной рубашке и босиком, Эмма поковыляла к выходу, возле которого ее догнала все та же медсестра и протянула одежду и обувь. Эмма признательно улыбнулась и, поразмыслив, ограничилась тем, что натянула сапоги и набросила на плечи куртку. Водитель скользнул по ней внимательным взглядом, когда она села и сказала:
– Полицейский участок.
Почему туда-то? Эмма понятия не имела. Хотела быстро поправиться и назвать Миффлин-стрит, но язык не повернулся. Ей просто нужно было в участок.
– Сделаем, – равнодушно отозвался водитель.
И они полетели, ловко минуя все светофоры. Эмма сидела с закрытыми глазами, держа руки на животе, словно боялась, что повязка отвалится, и думала о том, что ей снилось. Кто ей снился. Почему? За этими мыслями она даже не заметила, как такси затормозило возле участка.
– Черт, – сказала Эмма с досадой. – Денег нет.
Водитель пожал плечами.
– Я знаю, где вас искать, шериф, если что. Завтра зайду.
И отвернулся. Вот так просто. Эмма пробормотала «Спасибо» и вылезла из машины, морщась от легкой боли, тревожащей живот. Пока она шла к дверям, такси уехало, и воцарилась тишина. Окна в участке не светились, Эмма понадеялась, что там никого нет. В самом деле: там никого не должно быть. Особенно Регина. Что же тогда Эмма здесь делает?
Но Регина была. Она сидела, сгорбившись, на полу в дальнем углу и даже не подняла голову, когда зажегся свет. Эмма на время потеряла дар речи. В животе что-то больно перевернулось.
Она здесь. Ее никто не отпустил. Прошло… сколько времени прошло?!
Эмма рванулась в свой офис, игнорируя разлившуюся по телу от резкого движения боль, чертыхнулась, когда задела ногой стол, и нырнула к нижнему ящику, в котором держала запасные ключи от камеры. А когда повернулась обратно, то увидела, что Регина стоит возле решетки, цепляясь за нее обеими руками, и смотрит… Господи, как же она смотрела! Эмма ни за что в жизни не смогла бы это описать, но один-единственный взгляд Регины заставил ее кинуться вперед, снова наплевав на боль.
– Глазам своим не верю! Ты все еще здесь?!
Регина – уставшая, осунувшаяся, без макияжа, с грязной головой – молча развела руками. А потом вдруг губы у нее затряслись, и она резко отвернулась, чтобы скрыть проступившие слезы, но Эмма успела увидеть и разволноваться еще больше.
– Ты что? – бормотала она, трясущимися руками отпирая камеру. – Ты это, слышишь, не реви, Регина, пожалуйста, не надо, я тебя очень прошу…
Ей было и больно, и стыдно, и досадно – и все это вместе сбивалось в один большой клубок где-то внутри. Словно она была виновата в том, что в нее выстрелили, что она провела слишком много времени вдали от Регины – сколько же?! – что не смогла ее вытащить, что не сумела…
Эмма ворвалась в камеру и крепко прижала слабо сопротивляющуюся Регину к себе, вдохнула запах и в который раз поняла, что любит эту женщину. Безо всяких оговорок. Она просто любит Регину. Вот такую вот непонятную и, наверное, непонятую – отчасти как и сама Эмма. Должно быть, это их роднит.
Когда Регина была такой… уязвимой? Должно быть, когда погиб Сидни. Тогда она тоже позволила себе слезы. Но сейчас-то все иначе. Тогда они были врагами.
Снова заболел живот, Эмма сжалась, пытаясь не выдать этой боли, но Регина, словно почувствовав, резко отстранилась. Отвернулась, утирая слезы. И кинула через плечо:
– Вы сбежали из больницы, мисс Свон.
Эмма даже не стала злиться, что ей опять «выкают». Пусть. Пусть, если это поможет Регине хоть в чем-нибудь.
– Я должна была увидеть тебя, – честно отозвалась Эмма, не планируя этим самым как-то по особенному расположить Регину к себе. Но та повернулась, и ее лицо было светлым, а на губах таилась едва заметная улыбка.
– Зачем? – Регина оглядела Эмму с ног до головы, и Эмма внезапно смутилась своего вида.
– Просто…
Регина резко вдохнула и засмеялась.
– Просто? Хорошо, – она провела руками по волосам, потом еще раз и еще, пока Эмма не остановила ее, сжав запястья. Тогда Регина притихла и пытливо заглянула Эмме в глаза, словно ожидая чего-то. И спросила чуть слышно:
– Что же ты так долго?
В ту же секунду Эмма поцеловала ее: отчаянно и немного скомканно, словно никогда не целовалась до этого. Регина ответила сразу, немного обмякнув. Эмма отпустила ее руки, и они улеглись ей на плечи, пальцы запутались в нерасчесанных волосах. Регина прижалась крепко, тесно, до боли – самой настоящей, которая вырвала у Эммы стон. Регина тут же отпустила ее, убирая руки за спину.
– Ты должна вернуться в больницу.
Это прозвучало как приказ.
– Все нормально, – Эмма, морщась, села на кровать. – Сейчас пройдет.
Она положила руку на живот, слегка поглаживая его, убеждая свой организм перестать ее подводить. Но боль была сильной и затмевала собой радость от того, что Регина приняла Эмму, не оттолкнула, не вошла вновь в привычную роль.
Эмма глубоко вздохнула и, к ее удивлению, боль начала медленно отступать. Регина осторожно села рядом, ее колено коснулось коленки Эммы. Та слабо улыбнулась.
– Почему тебя не освободили?
Регина хмыкнула и совсем не радостно.
– Кто же найдет девятьсот тысяч?
Эмма подумала, что ослышалась.
– Что?
Девятьсот тысяч… Почти миллион… Спенсер сошел с ума? Весь мир сошел с ума? Что вообще происходит?
– У тебя повредился слух, дорогая? – заботливо поинтересовалась Регина, но особого ехидства в ее голосе не было. Эмма продолжала вопросительно смотреть на нее, и Регина сдалась.
– Он просто не хотел выпускать меня. И никто, разумеется, не ринулся его переубеждать.
Регина улыбнулась вдруг и подмигнула Эмме.
– Они не любят нас обеих, Эмма. Тебя это радует?
Эмма пожала плечами. Она не знала, что ответить, и увидела, что Регина поникла. Должно быть, та хотела показать, что у них есть хоть что-то общее, а Эмма зарубила этот порыв на корню. Чувствуя вину, Эмма взяла Регину за руку и сжала ее.
– А Генри? – вспомнила она про сына.
Регина вздохнула, глядя вниз на их сплетенные пальцы.
– Генри с Мэри Маргарет. Когда с тобой случилось несчастье, она забрала его к себе.
Эмма облегченно прикрыла глаза.
– Что ж, спасибо ей, – пробормотала она и тут же перевела тему:
– Сколько меня не было?
Ответ заставил ее побледнеть:
– Неделю.
– Господи! – вырвалось у Эммы, она обхватила ладонями лицо Регины. – И ты, все это время!.. Здесь?!
Регина слабо улыбнулась и кивнула. Эмма горячо поцеловала ее, твердя себе, что сейчас же побежит к Спенсеру и устроит ему настоящую выволочку, а потом… Потом надо будет разыскать эти чертовы девятьсот тысяч! Непонятно как, но сделать это необходимо! Потому что Регина сидела здесь целую неделю!