Дэвид уселся рядом и завел машину.
– Поехали, – воодушевленно сказала Эмма. – Нам к Азурии, напомню. Где она сейчас содержится?
Дэвид как-то странно на нее посмотрел.
– Ты что, забыла? Ее же выпустили под залог.
Вот это да! Эмма действительно забыла – напрочь! Неудивительно, в общем-то: столько всего успело случиться! Да и кома, наверное, как-то повлияла, правда, Эмма не разбиралась в подобных вещах. Но что ж, это объясняло хотя бы то, почему Азурия звонила так поздно: ей не нужно было спрашивать разрешения на звонок. И теперь уж не узнать, кто приходил повидаться с ней и выложить все последние новости – если, конечно, вообще приходил.
– Забыла, – растерянно кивнула Эмма. Дэвид поджал губы и похлопал ее по плечу.
– Ну, оно и лучше, – приободрилась она. – Это будет не допрос, а что-то вроде разговора, может быть, она скажет даже больше, чем планировала.
Хотя Спенсер велел добыть показания, а не просто побеседовать по душам…
Дэвид неспешно вырулил со стоянки, пропустив пару машин.
– Она тебе сама позвонила?
– Ага, – Эмма сложила руки на животе, вспоминая прошлую ночь. – Сказать, что я удивилась… Ну, это вообще ничего не сказать! Я была готова прямо сразу к ней поехать, но я же была уверена, что она в камере, кто бы туда меня пустил ночью-то? Договорилась вот на сегодня, так еле из больницы выпустили!
Она засмеялась, но Дэвид веселье не поддержал.
– Вообще-то я думаю, что раз Вэйл говорит, что тебе надо лежать, то надо лежать, – нахмурился он. – Мне не хочется… ну, ты понимаешь…
Он замолчал, будто смутившись или что-то такое.
Эмма быстро взглянула на него.
– Потерять меня? – уточнила она мягко.
Дэвид молча кивнул. Эмма улыбнулась и молча положила ладонь ему на колено.
Надо же. Очередное признание. Кто бы мог подумать, что ей надо подставиться под пулю, чтобы горожане начали признаваться во всяком?
На самом деле, это было очень мило. Конечно, Дэвид хорошо относился к Эмме, но она никогда не ждала от него подобных слов. Их не особенно много связывало, чтобы так сильно волноваться друг за друга. Или же Эмма упустила тот момент, когда Дэвид всерьез стал считать ее не просто шерифом и своим начальником? Они были приятелями, да, но не друзьями. Но Эмма не отказалась бы ими стать.
Азурия встретила Эмму на пороге. Она выглядела бледной, но уверенной, и сразу же заявила, что хочет дать именно показания, поэтому пусть Эмма включает диктофон.
– Вы уверены? – уточнила Эмма на всякий случай. – Вы же хотели говорить только с адвокатом, что изменилось?
Дэвид остался в машине, его ободряющего присутствия немного не хватало, но Эмма была полна решимости справиться – даже несмотря на то, что снова начал ныть живот: должно быть, действие лекарств закончилось.
Азурия, сидящая на диване, кивнула. Руки ее были сложены на коленях, пальцы сцеплены в замок.
– Я думала, что все рассосется само собой, – сказала она тихо, глядя Эмме прямо в глаза. – Пыталась замолить грех, который взяла на себя после того, как Руби…
Она замолчала, и Эмма, спохватившись, включила диктофон, ругая себя за забывчивость.
– Так что же Руби? – осторожно напомнила она, когда, по ее мнению, молчание уж слишком затянулось.
– Руби исповедовалась мне, – глухо проговорила Азурия, не поднимая взгляд. – Она получала наркотики у Голда, он подсадил ее на них, как и меня, и большинство монахинь. Но на Руби это действовало как-то по-особенному. Очень сильно. Она действительно не могла больше жить без них. Когда ее сознание прояснялось, она приходила ко мне и умоляла помочь, а я…
Азурия прервалась, а Эмма жадно подалась к ней вперед, лихорадочно понимая: осталось немного! Немного – и они прижмут эту тварь! Заставят заплатить за все, что он сделал! И горожане посмотрят на Эмму иначе!
Эмма не рисковала торопить Азурию – ведь та могла и передумать, – но нетерпение заставляло ее ерзать в кресле. Наконец Азурия вздохнула.
– Я не могла ей помочь, – она посмотрела на Эмму, в глазах ее стояли слезы. – Та пыль, что изготовляли мои девочки… Голд продал мне ее рецепт. Она снимала боль и успокаивала, но все еще оставалась наркотиком. Ума не приложу, почему я не остановила все это, но, полагаю, Сатана застил мне глаза, – она перекрестилась, кривя губы. – Пойди я к Голду насчет Руби, попытайся создать резонанс… мы пострадали бы. Я не могла подвергнуть девочек такой опасности. А он по-настоящему опасный человек, мисс Свон, я уже почти жалею, что говорю все это сейчас.
Эмма хотела сказать: «Вы и так пострадали!», но промолчала, понимая, что сейчас не время для ее выводов. Поэтому она только кивнула, показывая, что слушает очень внимательно, а после добавила:
– Мы сумеем вас защитить, поверьте. Гораздо важнее сейчас найти настоящего виновника всего произошедшего.
Во взгляде Азурии особой веры не было, но она все же кивнула.
– Значит, последнее время Руби постоянно была под воздействием наркотика? – Эмма мельком проверила, работает ли диктофон. Работал.
Азурия кивнула снова.
– Да. Я уже говорила, что на нее он действовал особенно сильно. Что я, что другие монахини… – она замялась, но все же продолжила: – Нам требовалась где-то одна доза в неделю. Руби же бегала к Голду ежедневно. И столь же часто приходила ко мне. Я твердила ей пойти в полицию, но она не хотела. И вот…
Эмма сглотнула. Ненависть к Голду и к тому, что он творил, бурлила в сердце. Зачем ему все это? Зачем ему было натравливать Руби на Эмму и на Сидни? Теперь уже не было никаких сомнений, что смерть репортера – дело рук Руби. Эмма не верила, что Голд сотворил бы такое лично: нет, он натаскал Руби, заставил ее зависеть от наркотиков, а потом потребовал сделать то, что ему было нужно. Зачем? Зачем?
Азурия еще долго говорила, рассказывала, как именно они с Голдом заключали сделку, как давно Руби ходила к ней, какие мучения она испытывала, не в состоянии помочь бедной девочке, а Эмма слушала и думала: «А ведь ты могла помочь. Не бойся ты за свою шкуру, не стань ты наркоманом – все можно было бы исправить… А так… Как минимум две смерти ты могла бы предотвратить!»
Эмма не испытывала злости по отношению к Азурии, но что-то такое омерзительное подсасывало внутри. Мать-настоятельница поступила подло. Она должна была защищать тех, кто приходил к ней, должна была помогать им, а получилось… Да ничего не получилось!
– Все нормально? – встревоженно поинтересовался Дэвид, когда Эмма осторожно села в машину: живот разболелся сильнее. В ответ Эмма включила запись. Дэвид слушал очень внимательно, и выражение лица его менялось.
– Ее осудят, – сказал он твердо.
– Скорее всего, – кивнула Эмма, глядя на свои руки, сжимающие диктофон. – По сути, она покрывала Голда.
Ей не было жаль Азурию.
Ей было жаль, что Азурия так долго молчала. И с этим уже ничего нельзя было поделать.
Дэвид завел мотор.
– Быстрее к Спенсеру, – угрюмо выдал он, и машина рванула с места под визг шин.
Всю дорогу Эмма смотрела в окно и старалась поверить, что это происходит на самом деле. Что она наконец сейчас прижучит Голда, и вся эта хрень закончится. Не очень счастливо, но закончится.
Захотелось позвонить Регине, но она наверняка была занята, и Эмма сдержала порыв. Еще успеет. В конце концов, надо уже распутать этот клубок.
Спенсер очень удивленно посмотрел на ворвавшихся к нему в кабинет Эмму и Дэвида. Еще более удивленно он посмотрел на диктофон, улегшийся на стол.
– Шериф Свон. Помощник Нолан.
В голосе Спенсера особой приветливости не наблюдалось. Эмма не стала утруждать себя лишними приветствиями, а сразу сказала:
– Помните, вы говорили, что разрешите мне провести обыск у Голда тогда, когда кто-нибудь из монашек даст показания против него? Так вот они!