Дэвид мотнул головой.
– Его не упустят, – с нажимом повторил он и положил Эмме руку на плечо. – Не волнуйся. Мы нашли серьезное доказательство его вины.
– Ага, – уныло отозвалась Эмма, глядя в сторону. – Если только не окажется, что это ему подбросили или что это вовсе не наркотик.
Почему нет? В Сторибруке все и всегда идет наперекосяк. Скорее всего, так будет и сейчас. Все еще не доказано, что Спенсер на стороне правосудия, а значит, он может как-то подгадить. И не факт, что он не делал этого раньше.
Эмма пребывала в унынии весь остаток дня, а вечером, оказавшись в компании Регины, даже чуть не расплакалась. Потребовалось немыслимое усилие воли, чтобы сдержаться. Эмма закусила губу и на немой вопрос Регины ответила:
– Живот болит.
Она почти не соврала: от беготни живот действительно побаливал.
Регина понимающе кивнула.
– Жаль, – сказала она спокойно. – У меня были большие планы на вечер.
Она не уточнила какие, и Эмме, погруженной в депрессивные размышления, потребовалось немало времени, чтобы найти спрятавшийся намек.
– Прости, – вздохнула она, качая головой. – Я немного… не в том настроении.
И снова во взгляде Регины оказалось столько спокойного понимания, что Эмма невольно принялась искать подвох.
– И ты даже не скажешь мне ничего язвительного? – брови Эммы сами собой взлетели вверх. Она и Регина сидели на кухне, каждая – с чашкой остывающего кофе. Еще пару минут назад рядом вертелся Генри, всеми силами выражающий радость от того, что обе мамы мирно общались друг с другом и с ним. Эмма особенно не рассчитывала на то, что парня хватит надолго – скорее всего, завтра его настроение поменяется, – но события не форсировала. Кто знает, может быть, судьба наконец повернулась к ним всем лицом?
– О, мисс Свон, у меня столько всего вертится на языке, – хмыкнула Регина, указательным пальцем поглаживая ободок своей чашки. – Но вы в столь жалком состоянии… Я не могу бить лежачего.
Ее глаза блеснули.
– А раньше бы смогла? – ошеломленно поинтересовалась Эмма, с трудом понимая, что Регина умудрилась одновременно и пожалеть ее, и оскорбить.
Регина глянула на нее поверх чашки, затем отставила ее в сторону и спросила:
– Значит, Голда посадят?
Она меняла тему, и Эмма не слишком-то хотела помогать ей в этом. Но Регина упорно молчала до тех пор, пока не получила ответ.
– Я бы хотела, чтобы это случилось, – Эмма вздохнула и положила ладонь себе на живот. – Но… шансов как-то не очень много.
Она уныло пожала плечами.
Голд снова сбежал. Спенсер не доверяет местной экспертизе и делает ставку на бостонскую, которую вполне может подкупить – и снова все получится так, что виноваты все, кроме Голда. Когда же остановится эта карусель?
– Вот если бы нашелся кто-то еще, кто обвинил бы Голда, – мечтательно протянула Эмма. – Но все же боятся! А еще проще обвинить меня во всех грехах!
Она прищурила глаза, услышав от Регины:
– Я давала показания. И вот теперь Азурия. Этого недостаточно?
– Очевидно – нет, – буркнула Эмма недовольно. – Разве ты видишь энтузиазм Спенсера? Разве он бегает за Голдом, высунув язык, лишь бы только получить возможность засадить его за решетку? Конечно, нет! Ему удобнее посадить туда тебя! Или меня – вот уж уверена, он воспользуется первой подвернувшейся возможностью!
Выдохшись после столь бурной, хоть и непродолжительной, речи, Эмма залпом допила свой кофе. Ее безумно бесил тот факт, что она не могла хоть немного порадоваться факту обнаружения у Голда наркотиков: слишком много «но» перевешивало эту радость. Вот уж никогда бы она не подумала, что в маленьком городке раскрыть дело настолько сложнее, чем в том же Бостоне! С другой стороны, здесь, в Сторибруке, слишком много людей завязаны друг на друге. И узлы затянулись задолго до того, как Эмма сюда приехала.
– Пойдем спать, а? – попросила Эмма. Ей очень нужно было, чтобы Регина просто ее обняла. Даже такая – молчаливая – поддержка значила для Эммы очень много. Гораздо больше, чем она могла себе когда-либо представить.
Они с Региной действительно просто заснули в обнимку, а проснувшись утром, Эмма еще долго лежала, прислушиваясь к дыханию Регины. Ей было слегка удивительно находить себя вот так: в кровати женщины, с которой еще совсем недавно они были если не врагами, то уж точно не друзьями. Эмма могла бы поклясться, что так и не уловила тот момент, когда все сдвинулось с мертвой точки. Что послужило рычагом? Ранение Эммы? Уход Робина? Тюремная решетка? Истерика Генри? Или что-то случилось гораздо раньше, просто Эмма этого не заметила?
Эмма кончиками пальцев погладила Регину по щеке и чуть дернулась, когда услышала хрипловатое:
– И тебе доброе утро.
– Ты правда думаешь, что оно будет добрым? – пробормотала Эмма, закрывая глаза. Вместо ответа ее поцеловали, и какое-то время она просто наслаждалась прикосновением чужих губ. Утро теперь обязано было стать добрым. А может быть, и целый день!
По пути на работу Эмма постоянно растерянно улыбалась и вспоминала, как Регина смотрела на нее, когда готовила завтрак. В какой-то момент Эмме даже захотелось остаться дома, и, если бы не Спенсер, приславший смс «Срочно ко мне в офис», она бы так и поступила. Но пришлось давиться горячим кофе, на ходу дожевывать тост, торопливо желать Генри хорошего дня в школе и виновато обещать Регине позвонить как только выдастся минутка. Эмма надеялась, что случилось что-то важное, потому что если Спенсер просто решил ей напомнить о том, кто главный в Сторибруке…
Первым, кого Эмма увидела в офисе прокурора, оказался Робин. Он сидел, сгорбившись, на стуле и выглядел крайне бледным и напуганным. Услышав шаги, он вскинулся было, но тут же опустился обратно. Глаза его были покрасневшими, словно он проплакал всю ночь.
– Голд? – моментально подобравшись, спросила Эмма. Робин поглядел на нее так, будто она просто произнесла какой-то набор звуков. Потом закрыл лицо ладонями.
– И Голд в том числе, – скрипуче проговорил Спенсер, появляясь на пороге и заставляя Эмму резко обернуться. – Мистер Гуд, будьте так добры, расскажите шерифу все то, что вы успели рассказать мне.
Он прошел к своему столу и тяжело опустился в кресло, сохраняя на лице выражение спокойствия. Кажется, его не слишком удивило то, что он услышал с утра пораньше.
Эмма выжидающе уставилась на Робина, гадая, что же такого он вдруг вознамерился рассказать. Под ложечкой только-только успело засосать, как Робин затравленно взглянул на Эмму и глухо произнес:
– Это все она. Это она избила Джонса по указке Голда. И это она убила Августа Бута.
Регина! Он говорит о Регине!
Это было первой мыслью, пришедшей в голову.
Спенсер слегка скривился.
У Эммы перехватило дыхание. В глазах потемнело. Она не могла поверить. Просто не могла поверить. Робин обвинял Регину?!
– Откуда ты знаешь?
У нее онемели губы, и она сначала облизнула их, а потом и вовсе прикусила нижнюю, пытаясь почувствовать хоть что-нибудь.
То есть, получается, все это время Робин все знал и молчал? И поэтому он говорил, что боится Регину? Боится, что она может с ним что-нибудь сделать?
Эмма все еще отказывалась верить. Это все было не про Регину. Как она могла избить Джонса? Как она могла убить Бута?! Она ведь просто… женщина! И мэрство не особо прибавляет сил.
Паззл вроде бы складывался, но слишком неохотно. А может быть, это все потому, что Эмма не желала его складывать?
Эмма перевела беспомощный взгляд на Спенсера, с тревогой ожидая увидеть на его лице торжествующую ухмылку, но разглядела только мрачность и напряженность. А потом Спенсер сказал:
– Я понимаю вашу растерянность, шериф. Кажется, что вот она, в наших руках! – он потряс сжатыми кулаками, а затем стукнул ими по столу так, что все лежащее там подлетело кверху, и добавил с досадой: – Но нет! До агента ФБР нам не дотянуться. Нам просто вменят голословные обвинения.
Эмма автоматически кивнула, села на стул рядом со стулом Робина, и в этот момент до нее дошло.