— Ну? — неприветливо буркнул тот спустя пару минут ожидания.
— Это шериф Свон.
— Ну и?
Эмма стиснула зубы. Высказать бы ему все сейчас по поводу того, как следует обращаться к представителям власти…
— Мне нужно знать, не состоит ли у вас на учете в психиатрическом отделении пациент по фамилии Джефферсон?
— Мы не выдаем таких сведений без официальных запросов.
Эмма закрыла глаза и досчитала до пяти, потом сказала очень спокойно:
— Доктор Вэйл, будьте так любезны посмотреть в своих записях, не числится ли у вас пациент по фамилии Джефферсон. Это официальный запрос от шерифа Эммы Свон.
— Вы не слышали? Мы не…
— Сейчас же.
Металла в ее голосе оказалось достаточно, чтобы Вэйл, буркнув что-то неприятное, велел подождать. Эмма любезно согласилась это сделать и провисела на линии добрых минут пятнадцать, прежде чем Вэйл вернулся.
— Нет у нас такого, — все еще сердито проговорил он, слегка запыхавшись. — В психиатрическом отделении у нас вообще лежит только одна пациентка, Белль Френч. Она вам, случаем, не нужна?
Кажется, он издевался. Эмма мирно улыбнулась.
— Спасибо, доктор Вэйл, — преувеличенно любезно произнесла она. — Вы очень помогли.
И повесила трубку еще до того, как Вэйл смог бы что-нибудь ответить.
Она, наконец-то, выяснила, в каком тоне с ним следовало общаться.
Следовало действительно поехать к Регине и выяснить, наконец, где ложь, где правда, а где — еще большая ложь. Господи, даже городской сумасшедший избрал для себя мишенью мадам мэра! Может быть, Эмме не так уж не повезло? В конце концов, она на самом деле сделала то, что ей постоянно припоминают.
Эмма знала, что со стороны легко могло показаться, будто она и не переживает вовсе из-за смерти Руби. Но привычка держать лицо, а вместе с ним и возможные удары, полученная много лет назад, позволяла Эмме оставаться на плаву. Находясь в камере, пока ее дело рассматривалось прокурором и судьей штата, Эмма просто лежала, закрыв глаза, и прокручивала в голове один и тот же момент. Раз за разом, час за часом. Она сходила с ума, но хотела докопаться до истины, которую, как выяснилось, никто не желал ей открывать. Кого она видела тогда? В кого стреляла? Что было в ее крови, что позволило увидеть то, что она увидела? Неужели только она это увидела?
Эмма никогда не отрицала совершенное. Не пыталась оправдать себя и говорила правду и только правду, благодаря чему, видимо, и вышла на свободу: прокурор не мог не почувствовать истину, иначе грош цена ему была бы. Но вся эта правда не помогала Эмме. Она застрелила человека. Практически в упор. Человека, который мог был покалечить или даже убить ее саму. Почему окружающие просто не могут понять, что она выполняла свою работу?
Ее правда, конечно, была сильно урезана. Но если бы она выдала все сто процентов, ее упекли бы в психушку. И сидела бы она сейчас с той… Белль или как там ее назвал Вэйл.
Эмма думала о Руби каждый день, и если бы воспоминания умели воскрешать, девушка давно стояла бы за стойкой в кафе и жевала свою жвачку. Но чего нет, того нет. Эмма сожалела о гибели Руби, зная, что эти сожаления ничего и никого не вернут. Однако ей хотелось как-то исправить или хотя бы смягчить потерю. И именно поэтому она так цеплялась за возможность найти настоящего виновника этой катастрофы.
Эмма знала, что Голд не может быть совсем ни при чем. Она, понятное дело, уверена в его причастности, но ведь в этом следует убедить и остальных. Его имя упоминалось слишком часто, он сам вел себя слишком подозрительно. А уж то, что Руби явно получала от него наркотики, и вовсе говорило лишь об одном. Эмма просто не могла пока связать все воедино, хотя чувствовала, что близка. Все нити были в ее руках, оставалось выяснить, какая куда ведет. Тогда, возможно, можно будет открыть тайну смертей и Гласса с Кэтрин Нолан.
Потерев уставшие глаза, Эмма вновь взялась за телефон. На этот раз она набрала Дэвида, намереваясь выяснить, все ли в порядке с Джонсом.
— Дэвид? — сказала она, едва услышав щелчок.
— Привет, — сходу зачастил он. — Слушай, тут эта агентша привела своих дуболомов и поставила их у палаты. Мне оставаться? Или доверимся им?
Новость была неожиданной. Теперь становилось понятно, отчего Вэйл так злился: лишние люди в больнице никогда не бывают к месту. Тем более, федералы.
Эмма прикрыла глаза, раздумывая.
С одной стороны, ФБР-овцы всяко лучше справятся с Джонсом, если тот вздумает буянить. С другой, не было ли это хитрой уловкой, чтобы заставить Дэвида уйти, а потом Лили просто возьмет и забрать Джонса в Бостон?
Так, с чего вдруг стало очевидно, что Лили на самом деле агент? Куда улетучились все сомнения? Может быть, она агент Голда?
— Бррр! — Эмма помотала головой. Да что же такое творится сегодня?! И с ней, и с окружающими! Когда она разучилась доверять хоть кому-то?
— Иди, Дэвид, — решила она, наконец. — Но пошли на границу города парочку ребят, чтобы они засекли, если Лил… агент Пейдж решит все же уехать не в одиночестве.
Из Сторибрука вела только одна дорога. И Лили потребовался бы вертолет, чтобы миновать ее. Если, конечно, у нее нет вездехода, и она не отправится через лес.
Оооо, хватит думать о всякой ереси!
— Будет сделано! — молодцевато отрапортовал Дэвид и отключился. Эмма еще какое-то время в задумчивости прижимала телефон к уху.
Даааа, дела. Такие дела, что не переделаешь.
Может, все же стоило поужинать с Лили? Выяснить побольше насчет ее планов?
Эмма поджала губы и убрала телефон.
Нет.
Она не будет это делать. Никаких возвращений.
Эмма уже шла к своему «Жуку», когда мобильник ее снова зазвонил. Чертыхнувшись, она полезла в карман.
— Да?
— Эмма?
Голос Генри звучал заплаканно. Эмма мгновенно остановилась, чувствуя, как что-то замирает внутри.
— Пацан? Что случилось?
Они слегка повздорили утром, но это больше не было ничем важным. Ее сын плакал.
— Генри!
В ответ донеслись очередные всхлипывания.
— Он порвал мою книгу…
— Кто порвал? — не поняла Эмма. От сердца немного отлегло. Если речь всего лишь о книге, значит, все не так уж страшно.
— Сэм Коллинз! Сказал, что только малышня читает сказки, забрал у меня книгу и вырвал несколько страниц! А это же не сказки!
— О, господи, — Эмма выдохнула. Облегченно, потому что начала думать о чем-то более серьезном, чем ссора двух мальчишек.
Генри продолжал плакать в трубку, и Эмма поспешила его успокоить:
— Мы пришьем их обратно, обещаю.
— Ладно, — Генри немного повеселел. — Но тебе надо приехать за мной в школу.
— Это еще зачем? — подозрительно осведомилась Эмма. В ответ Генри тяжело вздохнул:
— Мэри Маргарет велела мне позвонить маме и попросить ее прийти.
Мысль о том, что придется говорить с Мэри Маргарет, затмила для Эммы радость от понимания, что Генри подумал о ней, когда взял телефон. Не о Регине. О ней. Это много значило.
— Ладно, — решила Эмма парой секунд спустя. — Буду через пятнадцать минут. Жди.
Она приехала даже раньше, но немного посидела в машине, собираясь с духом. Мэри Маргарет была не тем человеком, которого очень хотелось видеть, тем более, сейчас. Эмма до сих пор сильно сожалела о разрыве их дружбы, но со своей стороны она сделала все, что могла, и даже больше. Дальше шаги следовало делать Мэри Маргарет, но она упорно стояла на месте и изображала из себя жертву. В какой-то мере она была права, конечно, вот только Эмма не собиралась ей об этом говорить. Сталкивать ее и Регину еще больше лбами не входило в планы. Зато туда входило однажды выяснить, что же такое плохое произошло между этими двумя, из-за чего Регина решилась на довольно подлый шаг.
Генри ждал Эмму на втором этаже, сидя на скамеечке. Когда он поднял голову и улыбнулся, Эмма заметила наливающийся под левым глазом синяк.
— Ну, привет, герой, — сказала она, подойдя. — Я вижу, ты получил свою первую медаль?
Генри осторожно потрогал синяк кончиком пальца и вздохнул.