Итак, Лили оформила все нужные бумаги и увезла Джонса в Бостон. Толку от него все равно никакого не было, против Голда он свидетельствовать не мог, а искать загадочную женщину Эмма не слишком рвалась. Если бы она всерьез могла подумать на Регину, тогда, вероятно, стоило бы что-то сделать. Но Регина находилась далеко не в весовой категории Джонса и вряд ли смогла драться с ним на равных, не говоря уж о том, чтобы отметелить его по первое число. А может быть, это все же была Лили? Ха-ха, а что? Приехала, чтобы по указке Голда забрать Джонса с собой, тот начал сопротивляться, она применила силу, а потом сбежала, когда подумала, что переусердствовала. Мда, хорошая идея, но вряд ли.
Эмма передала документы Спенсеру, но тот не воодушевился. Буркнул что-то себе под нос, Эмма даже не стала вслушиваться, и закрылся в своем кабинете. Эмма вернулась в участок и попыталась подвести черту под всем, что сейчас происходило в ее жизни.
Участие Руби в смертях Кэтрин и Сидни не доказано, Эмма до сих пор изгой из-за того, что случилось.
Подвести Голда под ответ не удается. Он почти не попадается на глаза, прекрасно зная, что домой к нему никто не сунется. Как выяснилось к великому удивлению Эммы, суеверные горожане – и прокурор в их числе – всерьез полагают, что Голд может сглазить или испортить карму. Что он какой-то там колдун или знахарь. Да, рядом с ним иногда бывает весьма неуютно, но это не повод прикрывать собственную трусость и нерешительность какой-то нелепой магией!
Лили пытается наладить отношения. Пожалуй, это единственный более-менее светлый момент во всем происходящем.
Джонс либо зачем-то врет о том, что нападавший был женщиной, либо был пьян настолько, что его показания все равно окажутся спутанными и неправдоподобными. Да и будут они совершенно не о том.
Регина не звонит и не пишет и явно живет своей собственной счастливой жизнью. Ее не прижать к ногтю, даже учитывая, что она имеет отношение ко всем творящимся странностям. Ну и скатертью дорога!
Никогда раньше Эмма не отказывалась от важных частей своей жизни вот так запросто, едва решив. Ей всегда требовалось время на раздумья. Пусть хоть немного, хотя бы день или два. Так было, когда она решила больше не видеться с Лили. Так было, когда она запретила себе любить Нила. Так было, когда она отдала Генри на усыновление. Но теперь… Теперь словно кто-то или что-то ускорили обменные процессы внутри, и Эмма практически не сомневалась.
Все было послано к черту. Все попытки расследования, которые предпринимала Эмма. Если бы у нее имелись настоящие помощники или хотя бы те, кто поддерживал ее морально, она бы справилась. Она бы нашла зацепки. Сплела воедино все нити и закрепила бы концы. Но она все еще была одна. Против всех. А Регина теперь ходила под руку с Робином, и это, наверное, оставалось самой тяжелой из всех неудач, что обрушились на Эмму.
Но три месяца она как-то вытерпела. А дальше стало гораздо легче.
– Отлично, – сказала Эмма, прикрывая глаза и большим пальцем поглаживая корпус мобильника. – Мне тебя встретить?
Она хотела бы встретить.
За прошедший год они с Лили переписывались и созванивались почти каждый день. Поначалу Эмма делала это только потому, что так хотела Лили, а Эмме нужно было лишь отвлечься от переживаний. Но однажды Лили не позвонила. И не написала. Прошла целая неделя прежде, чем Эмма поняла: она должна позвонить ей сама. Она так привыкла к их разговорам и смайликам в конце писем, что теперь уже никак не могла без них.
Может быть, именно тогда Эмма подумала, что они могли бы начать все сначала. Совсем все. Но Лили не планировала возвращаться в Сторибрук, а Эмма не намеревалась переезжать обратно в Бостон. Им только и оставалось, что писать письма и тратить деньги на междугородние звонки. Пока Эмма жила у Питера, она предпочитала интернет, но в собственной квартире можно было не ограничивать себя в телефонных разговорах. Даже учитывая опасение, что Регина может прослушивать линию. Разве она стоит того, чтобы ее бояться?
– Встреть, – ответила Лили, и Эмма по голосу поняла, что она улыбается. – На площади. Я ведь все равно буду на машине, но если встретишь, оставлю ее где-нибудь и пройдусь пешком.
Целого года Эмме оказалось достаточно для того, чтобы простить Лили. В конце концов, тогда они были детьми. А дети часто бывают слишком жестоки. Эмма думала, что совершенное Лили оставило отпечаток в душе, и так оно и было. Но дети вырастают, и поверх того отпечатка наслаивается новая кожа, не такая тонкая, не такая податливая. Теперь Эмма была готова ко всему.
– Как там Джефферсон? Его уже перевели?
Лили ничего не рассказывала о своих делах, зато много говорила о личной жизни. Эмма поступала с точностью наоборот. Такая удобная компенсация недостающих элементов. И, главное, что обе были только за.
В деле Джефферсона Эмма продержалась около месяца. Она все надеялась, что он образумится, что произойдет чудо. Такого, конечно же, не случилось. А исходящая от него угроза усилилась, Эмма почти физически ее ощущала. В конце концов, она все же сдала Джефферсона в психушку, когда тот в очередной раз пришел в участок. Санитары скрутили его по рукам и ногам, сбили шарф, обнаживший покалеченную шею, и приложили лицом об пол. Покрасневший и обездвиженный, Джефферсон молча смотрел на Эмму, прижавшись щекой к грязному линолеуму, и Эмма ощущала себя очень неуютно. Она видела в его глазах обещание вернуться. Обещание это не было злым или каким-то еще, но все же Эмме не хотелось дожидаться этого возвращения. Она позвонила Вэйлу и попросила его при первом же удобном случае перевести Джефферсона в Бостон или куда-нибудь еще, подальше от Сторибрука. Кроме того, она рассказала о происшествии Лили и попросила совета: впервые за долгое время Эмма хотела, чтобы ей подсказали, как следует поступить. Всегда, всегда она предпочитала решать проблемы самостоятельно. Так было проще и продуктивнее, никто не путался под ногами, и не надо было сваливать на чужие плечи неудачи. Эмма сама ошибалась и сама несла ответственность. Честно и коротко. И никаких лишних людей.
Возможно ли было увидеть Регину на месте Лили? Несомненно. Но в момент, когда Лили высказала свое мнение по поводу Джефферсона, Эмма про Регину уже не думала. По крайней мере, не так часто.
– Нет. Вэйл говорит, что не получил подтверждения от штата, а без этого сделать ничего нельзя. Он все еще в больнице.
– Может быть, ты все-таки вернешься в Бостон? Он по-прежнему ждет тебя.
Лили настойчиво звала Эмму в Бостон с самого дня их первой после разлуки встречи. Она говорила о том, что в большом городе больше возможностей, что она всегда поможет Эмме устроиться – и в быту, и на работе. Слова ее были горячи, но Эмма воспринимала их лишь как попытку загладить вину и не рассматривала серьезно. До поры, до времени. А когда пришла к выводу, что действительно стоило поступить именно так, то стало поздно. Нет, конечно, уехать из Сторибрука она могла в любой момент. Вот только это было бы уже даже не бегство, а… Эмма не могла подобрать названия, однако четко сознавала: если она поступит так, то пожалеет об этом. Жалеть ей не хотелось, у нее было, о чем пожалеть, и без этого.
– Нет. Еще много дел всяких, надо бы расправиться с ними.
Дел у Эммы не было. Ни одного. Попытки распутать случившееся с Руби и остальными она бросила окончательно, поняв, наконец, что старания ее не найдут отклика. Прошло много времени, Голд важно ходил по улицам и непременно окликал Эмму при встрече, даже если она шла по другой стороне улицы. Эмма отлично понимала, что он наслаждается своей победой, но виду не подавала. Старательно улыбалась и отвечала на вопросы, которыми Голд ее засыпал и которые всегда относились к тому, как прочно Эмме сидится на ее месте. Голд намекал на то, что Эмме надо бы оставить город, и, может быть, еще и поэтому она так держалась за Сторибрук. Остаться назло всем, сдюжить, не прогнуться под обстоятельства. Пусть маленькая победа, но победа!
– Ладно.