– Круто, – согласилась она. – И ужасно утомительно.
Они засмеялись обе, потом Лили накрыла их одеялом. За окном сработала чья-то сигнализация.
– Мы теперь вместе? – шепнула Эмма, прижимаясь лбом к плечу Лили. – Или мы просто занялись сексом?
Это был важный вопрос, на самом деле. Важнее многих, которые они могли бы обсудить.
Лили погладила ее ладонью по спине.
– Как захочешь. Как тебе будет удобнее.
Эмма не знала, как хочет. Как ей будет удобнее. Поэтому она просто закрыла глаза и решила подумать обо всем завтра. На свежую голову.
Да. Так и будет. Она поразмыслит обо всем. О сырных булочках, например, о которых совсем забыла.
И, может быть, о Регине тоже.
Комментарий к Глава 5
Смотрите в следующей серии:
…
- Не приходите ко мне больше, мисс Свон. Я не желаю вас видеть.
…
- Она, пожалуй, единственная в городе, кто может согласиться помочь тебе.
…
- Давно не виделись, Свон. Скучала по мне?
========== Глава 6 ==========
Я поискала, но не нашла, как зовут голубую Фею в нашем мире. Поэтому сама дала ей имя (а потом заменила на подсказанную и более благозвучную Азурию :D ) Но если кто знает - говорите)) поправим.
__________________________________________________
Следующие несколько недель выдались сверхтяжелыми. От желания докопаться до правды зудело все. Даже в тех местах, где зудеть в принципе не должно было. Эмма носилась, как подорванная, из дома в участок, из участка к прокурору, от прокурора… Впрочем, наверное, стоит по порядку.
Лили пробыла в Сторибруке шесть дней. И за эти шесть дней между ними больше не было ничего из того, что они успели сделать в первый день. Не то, чтобы Эмма сильно переживала по этому поводу, нет. Она так и не поняла, чего хочет от Лили. Отношений? Пожалуй, нет. И не потому, что Лили – не Регина, хотя, разумеется, не без этого.
Эмма получала от Лили поддержку, но поддерживать саму Лили… Эмме это не доставляло удовольствия. Она эгоистично хотела все внимание для себя, как минимум потому, что чувствовала: до финишной прямой осталось не так уж много. Если она сейчас отвлечется, если разрешит себе свернуть… Ничего хорошего не выйдет. Снова. А она уже весьма устала от неудач.
Лили не торопила. Не заговаривала о чувствах, не кривила губы, когда Эмма спозаранку уходила на работу, не напоминала о том, что скоро уедет. Она просто делала свои дела и вечерами ждала Эмму дома, иногда с приготовленным ужином. Эмма наспех проглатывала еду, вкуса которой почти не чувствовала, улыбалась так, словно просила извинить, целовала Лили в щеку и убегала снова, потому что нужно было настрочить еще уйму документов, чтобы заставить Бостон хоть как-то отреагировать на полученные материалы по успевшему закрыться делу. Лили не возражала, и от этого Эмма чувствовала себя еще более виноватой: ведь это она позвала ее к себе, сама инициировала все то, что в итоге произошло. И что теперь?
Спенсер кассетой заинтересовался. Скривился, когда увидел волка, а потом и обрыв пленки, но отвергать теории, выдвинутые Эммой, не стал. Эмма чуяла, что он уже не так рьяно обвиняет ее, и все же для того, чтобы очистить свое имя до конца, требовалось приложить очень много усилий. Слишком много. Практически это казалось невозможным, потому что доказательств, кроме кассеты, не было. А кассета… Что ж, без слов Мэри Маргарет и Регины эта кассета была лишь смонтированной записью – монтаж подтвердили в лаборатории, заявив, впрочем, что из-за дефектов не могут определить, над каким конкретно участком пленки поработали. Эмма спросила, может ли считаться монтажом то, что просто склеили два куска, вырезав что-то посередине, ей ответили, что да, и на этом диалог прервался. Она до дыр засмотрела свою копию, словно надеясь увидеть что-то, что упускали все вокруг, но, разумеется, толку от такого времяпрепровождения не было.
Спенсер поначалу не хотел открывать дело заново. Он бурчал, что даже если Руби причастна к смертям Нолан и Гласса, то она и сама уже мертва, толку-то будет с того, что ее признают виноватой? Эмма, не удержавшись, вспылила и сказала, что толк будет для нее, потому что тогда всем станет ясно, что она стреляла не в невинную девочку, а в убийцу, которая планировала убить ее саму. Спенсер выслушал ее всплеск с изрядной долей скепсиса, но спорить не стал. Сказал только, что заявления и все остальные необходимые документы она должна составить сама, что у него нет желания тратить время на ерунду. Если кому-то очень хочется – пусть и старается. Он, так и быть, потом подпишется там, где потребуется его подпись. Разумеется, Эмма с готовностью ухватилась за предложение. И даже большой объем работы ее не испугал. О том, что Лили придется скучать в одиночестве, подумалось уже много позже, и Эмма решила загладить свою вину самым простым способом, но Лили в тот вечер была занята собственной работой, так что ничего не получилось. А потом они почти не виделись.
– Тебе надо поспрашивать людей, – сказала Лили как-то раз, когда время ее пребывания в Сторибруке уже заканчивалось. Эмма торопливо допивала чай и готовилась вернуться в участок, а Лили стояла, скрестив руки на груди и прижавшись спиной к косяку, и внимательно смотрела на нее. По ее взгляду нельзя было понять, о чем она думает.
Эмма потрясла головой и брякнула пустой чашкой об стол.
– Да все уже давно опрошены! – она принялась искать свои перчатки: на улице было дико холодно. – Что нового я узнаю?
– Опрошены тобой? – уточнила Лили.
– Нет, разумеется, – усмехнулась Эмма. – Я была под следствием, помнишь? Никто бы не разрешил мне вести опросы свидетелей. Да и было-то тех свидетелей…
Она немного погрустнела, вспомнив, что спрашивать что-то можно лишь с Мэри Маргарет или с Регины: только они тогда и были рядом. Негустой выбор.
Лили кивнула.
– Думаю, настало время тебе пройтись по старым вопросам, – ее глаза блеснули. Она подошла к Эмме и поправила завернувшийся рукав куртки. Эмма молча проследила за ее действиями взглядом, потом вздохнула.
– Ты же знаешь… Ни Мэри Маргарет, ни Регина…
– А я не про них, – перебила Лили. – В вашей маленькой общине есть церковь?
Эмма нахмурилась, не понимая, к чему она ведет.
– Есть… кажется.
Сама она в церковь не ходила, хотя крестик на шее болтался, и понятия не имела, к кому там можно обратиться при случае. Кажется, Регина как-то упоминала про некую мать-настоятельницу, но Эмма не помнила даже, как ее зовут.
– Вот и отлично, – заключила Лили. – Полагаю, эта Руби ходила исповедовалась – такие, как она, всегда исповедуются. Тебе нужно поговорить с тем, кто слушал ее исповеди.
Эмма покачала головой, хотя внутри у нее все встрепенулось. Идея была на самом деле неплоха. Вряд ли Спенсер так глубоко закопался в это дело, чтобы опросить монахинь. А ведь они, как правило, видят больше остальных. Вслух же Эмма скептически сказала:
– И что дальше? Мне никто ничего не скажет.
Она намекала на тайну исповеди, конечно же. Но Лили предусмотрела и это тоже.
– Выпиши ордер, – посоветовала она. – Он решит множество проблем.
– Жаль, что не главную, – проворчала Эмма. Дотянулась до Лили и коснулась сухими губами ее приоткрывшихся губ.
– Спасибо, – искренне поблагодарила она. – Я схожу туда.
И она действительно туда пошла. Даже невзирая на то, что Дэвид пытался отговорить.
– Они там все… странные, – сказал он неуверенно, и это «странные» прозвучало по-настоящему странно из его уст. Эмма скептически взглянула на напарника.
– Странные монахини? – хохотнула она, натягивая куртку и проверяя ключи от машины. – А они бывают другими?
Эмма не слишком уважала церковь и все, что было с ней связано. Так уж случилось, что за свою жизнь ей пришлось столкнуться со многими людьми, и церковники оказались среди них не лучшими, хотя вроде бы должно было быть наоборот. Эмма до сих пор помнила, как один священник, ничуть не усомнившись, заявил ей, что она сама виновата в том, что родители бросили ее, мол, значит, она сделала что-то плохое, значит, нагрешила. Эмма едва сдержалась тогда, чтобы не ударить его, да и то в основном потому, что не хотела подводить свою тогдашнюю приемную мать, которая повела их в церковь перед Рождеством.