– Вы и сами понимаете, Свон, что это не доказательство. Нет согласия на запись.
Эмма возвела глаза к потолку, тщательно вдохнула и выдохнула и продолжила, опершись на стол:
– На основании всего этого мы можем вызвать Голда для дачи показаний.
– И он станет все отрицать, – снова усмехнулся Спенсер. Затем прищурился и толикой сожаления продолжил:
– Я понимаю ваше рвение, Свон. Думаю, что будь я на вашем месте, я бы так же рыл копытом землю. Но я уверен, что допрос Голда ничего не даст. Состава обвинения у нас нет. У нас есть лишь слова монахини и анализ крови Лукас. Лукас могла просто наговорить на Голда, чтобы не выдавать истинного виновника.
Он развел руками, и Эмма, в общем-то, вынуждена была согласиться с ним. Если они сейчас вызовут Голда в полицию, то он будет знать, что они копают под него. Значит, при всей развязанности рук он сможет предпринять какие-то шаги. Нет, тут нужны неопровержимые доказательства. Как минимум, надо найти того, кто подбросил кассеты в участок. Так или иначе, но он на стороне Эммы. Следовательно – по крайней мере, есть такая вероятность, – против Голда.
Разговор со Спенсером ни к чему не привел, Эмма вышла на улицу в крайне расстроенных чувствах. Диктофон лежал в кармане, разумеется, она не оставила его прокурору. Но толку ей от этой записи, если она все равно не может ничего сделать?
Дорога до дома заняла немного времени, и вот уже Эмма сидела за столом и уныло смотрела в тарелку. Лили приготовила что-то вкусное, но аппетита не было совсем. Для вида Эмма поковырялась в еде, даже попробовала ее, но покачала головой. Пресно. Для нее сейчас все пресно.
На душе чувствовалась какая-то погань. Эмма сознавала, что крутится возле нужных ответов, но не находится никого, кто мог бы развернуть ее лицом к ним. А сама она – будто в темноте. Вытягивает руки, дотрагивается кончиками пальцев, готовится ухватить, но желанная добыча исчезает и возникает где-то в совсем другом месте.
– Невкусно? – спросила Лили, заметив, что Эмма почти уснула над тарелкой.
– Нет-нет! – встрепенулась Эмма. – Все супер!
Она улыбнулась, надеясь, что улыбка смягчит ее невнимание. Лили улыбнулась в ответ и, протянув руку, накрыла ладонь Эммы, лежащую на столе.
– Тебе надо поговорить с Региной.
Имя отдалось внутри звучным набатом. Эмма содрогнулась.
– Что?! – она с удивлением уставилась на Лили. Та же лишь невозмутимо пожала плечами.
– А что? Только не говори, что не хочешь ее видеть.
Эмма сидела как оглушенная.
Она… хочет видеть Регину? С чего Лили это взяла?
Лили снова пожала плечами, когда Эмма все же спросила ее об этом.
– Она, пожалуй, единственная в городе, кто может согласиться помочь тебе., – она отправила в рот последний кусочек лазаньи – да, кажется, это все же была лазанья. Эмма уставилась на нее еще пристальнее.
– Она не хочет со мной разговаривать.
Это прозвучало очень неуверенно. Словно отмазка.
Лили прищурилась.
– А ты пробовала? – парировала она невозмутимо.
Эмма сглотнула.
Конечно, нет. До сего момента она была уверена, что справится без Регины. Она столько времени уже справляется без нее! Сама мысль о том, чтобы набрать ее номер, приводила в дрожь. Эмма вцепилась в стул, чтобы не выдать себя.
Ей нельзя было видеться с Региной. Она знала, что нахлынут ненужные воспоминания, после которых… После которых все будет плохо. Просто потому, что с Региной всегда плохо. Плохо с ней, плохо без нее. И никуда от нее не деться. Даже не общаясь с ней, Эмма не может от нее избавиться. Словно какое-то проклятье.
– Поговори с ней, – мягко посоветовала Лили снова. – Это хороший шанс.
– Шанс для чего? – медленно спросила Эмма. Что-то во всем этом казалось ей неправильным.
– Наладить отношения.
Вот оно.
– Зачем тебе это? – Эмма откинулась назад, внимательно разглядывая Лили. Та же, в свою очередь, пристально смотрела на Эмму.
– Зачем мне что?
– Чтобы я общалась с Региной.
Эмма не могла отделаться от подозрительности. Но в чем ей было подозревать Лили? В том, что она хочет таким образом отделаться от Эммы? Нелепо. Тогда что?
Лили встала и принялась собирать тарелки. Эмма последила за ней какое-то время, потом тоже поднялась. Подошла поближе, обняла Лили за талию и положила подбородок ей на плечо.
– Никакой ревности? – выдохнула она на ухо.
– Что? – засмеялась Лили, тряся головой. – Щекотно, между прочим. И у меня посуда в руках. Уроню.
– Соберем осколки, – легко прошептала Эмма, губами прихватывая мочку уха Лили и чувствуя, как дрожь бежит по ее телу.
Они ничего не разбили в тот вечер. И не порвали, хотя были к этому близки. Уже почти засыпая, Эмма подумала, что Лили права. Регина единственная в Сторибруке, с кем Эмма вообще может общаться. И единственная, кто при случае подтвердит ее слова. Если вообще захочет подтверждать. Эмма готова была отпустить ее восвояси, но, может быть, она поторопилась?
Лили заворочалась во сне, тревожно застонала, и Эмма обняла ее, успокаивающе шепча на ухо:
– Я здесь.
Лили застонала снова. А потом вдруг сказала четко и ясно:
– Эмма, беги.
Видимо, ей снилось что-то плохое. Эмма крепче обняла ее и притиснула к себе, целуя в макушку. Самой ей удалось уснуть только под утро, поэтому на работу она поехала, зевая во весь рот. И только выйдя из машины, заметила небольшую группку людей, торчащую под окнами участка. Сердце беспокойно стукнулось о ребра. Эмма зачем-то полезла проверять, с собой ли у нее оружие. Впрочем, все выяснилось очень быстро.
От толпы отделилась старуха Лукас. Подошла к Эмме и требовательно велела:
– Убирайтесь из города, мисс Свон! Довольно с нас вашего возмутительного поведения!
– Что я натворила на этот раз? – поинтересовалась Эмма, настороженно переводя взгляд с Лукас на Хоппера, затем на Лероя и обратно. Больше всего ей хотелось разогнать этих людей. Накричать на них. Заставить прозреть. Но нужно было отдавать себе отчет: крики тут не помогут. Только голые факты. До которых еще надо добраться.
Лукас всплеснула руками.
– Она еще спрашивает! – возмущению ее не была предела. – Думала, мы не узнаем, что ты ходила к сестре Азурии и обвинила ее один Бог знает в чем?! Силой заставила раскрыть тайну исповеди моей бедной внучки!
Толпа согласно загудела.
Эмма только вздохнула. Ну что толку спорить с идиотами?
– Дайте пройти, – велела она, так как спонтанная демонстрация загораживала вход в участок.
Народ, конечно, не расступился. Только сомкнул ряды плотнее.
– Ты тут чужая, сестренка, – зло вякнул Лерой. – Уезжай подобру-поздорову. А то всякое может случиться.
Вокруг одобрительно закивали. Эмма прищурилась.
– То есть, ты, Лерой Дженкинс, – она сознательно назвала его по имени, – только что угрожал мне? Сотруднику правопорядка? Я верно тебя поняла?
Лерой тут же смешался и отступил назад. А вот вдова Лукас сдаваться не собиралась.
– Верно, верно! Не думай, что на тебя управа не найдется – найдется и еще как!
Толпа снова зашумела, Эмма невольно пошатнулась под ее напором, и в этот момент срази раздалось грозное:
– Что здесь происходит?
Дэвид подобрался незаметно и теперь всем своим видом показывал, что готов защищать Эмму до последней капли крови. Действуя, словно ледокол, он разделил надвое гудящую толпу, и Эмма благодарно кинулась следом за ним, не рискуя оборачиваться. В спину ей неслись невнятные выкрики и требования убираться из города.
– Что это такое? – возмущенно поинтересовался Дэвид, когда они оказались в участке. Он рывком стянул куртку и зашвырнул ее куда-то. Кажется, он был по-настоящему рассержен.
Эмма покачала головой и рассказала ему про вчерашний визит к сестре Азурии.
– Говорил же – не ходи к ней! – в сердцах воскликнул Дэвид, стукнув кулаком в стену. Да так сильно, что отбил пальцы. Пока Эмма перебинтовывала ему руку, он все бухтел и требовал в следующий раз прислушиваться к нему.
– Да, папочка, – на автомате согласилась Эмма и больно прикусила язык.