– До вечера, Регина.
Дав отбой, Эмма тут же принялась себя ругать. Зачем, ну, зачем было показывать, что упоминание Робина так ее нервирует? В конце концов, на что она рассчитывала? Что Регина в этот вечер снова будет принадлежать ей? Нелепо. Во-первых, не будет, а во-вторых, Эмме совершенно этого не хочется. Да. Что было – то прошло. Никаких возвратов. Она встречается с Региной только потому, что ей нужно выяснить насчет кассеты и волка. Только поэтому.
Именно так.
Следующие несколько часов Эмма потратила на вернувшегося из больницы Дэвида. Он опросил всех, кого мог, и с сожалением заявил, что свидетелей не нашлось. Дело, конечно, все равно будет заведено, но, кроме Вэйла, показаний никто не даст. Все это было, конечно, негусто, и Эмма приуныла. Она катала по столу карандаш и размышляла, как скоро ей придется столкнуться с Джефферсоном. В том, что придется, она не сомневалась: они расстались не очень хорошо, а такие, как Джефферсон, редко забывают свои обиды.
Страха не было. Эмма понимала, что такая встреча вряд ли принесет что-то хорошее, но бежать было некуда. Вернее, было, однако Эмма не собиралась убегать. Она почти ненавидела этот город и этих людей и… не могла их попросту бросить. Может быть, из чувства обостренной справедливости. Может быть, назло всем – и себе самой в первую очередь. Может быть… Да мало ли почему!
Из больницы прислали факс с данными Френч. Очень скупо и малоинформативно. Страдала потерей памяти, в связи с чем только недавно удалось выяснить, что она дочь местного цветочника Мо Френча. Не буйная, но припадки случаются. Случались: теперь уж неизвестно, что там будет.
Эмма пару раз перечитала короткие строки. И все же – кому и зачем потребовалась эта Белль? Или дело в Джефферсоне?
Около трех перезвонила Лили. Ее было плохо слышно, поэтому разговор вышел короткий. Эмма кратко сообщила ей о произошедшем, поинтересовалась, не встречала ли Лили при выезде из Сторибрука странных людей, и попрощалась, пообещав написать, как пройдет встреча с Региной. Последнее заставило Эмму улыбнуться, едва кончился разговор. Лили могла говорить, что не ревнует, но все равно хотела знать подробности. Зачем? Меньше знаешь – крепче спишь.
Около шести Эмма вышла из участка, оставив дела Дэвиду: нужно было заехать домой и переодеться. Конечно, особого смысла в этом не усматривалось, она все-таки шла не на свидание и с утра надевала чистое, но после посещения больницы ей казалось, что она вся пропахла медикаментами, а то и чем похуже. В любом случае, хотелось хотя бы принять душ.
Возле «Жука» стоял Голд. Собственной персоной. И пристально наблюдал за тем, как Эмма приближалась. Это было… неожиданно. И неприятно. Такая встреча наверняка не приведет ни к чему хорошему. Невольно сжав ключи в ладони так, что они врезались в пальцы, Эмма, преодолев отчего-то накатившую панику, вскинула подбородок. Она, конечно, хотела бы встретиться с Голдом. Но не так. И не сейчас.
На улице успело стемнеть, что не добавляло очарования происходящему. Голд казался демоном, поджидающим в ночи, и Эмма не рискнула бы подходить, если бы ей не нужно было добраться до машины.
– Мисс Свон.
В голосе – сплошное очарование. Жаль только, что улыбка пока не получается.
– Мистер Голд.
Эмма все же подошла, остановилась на расстоянии так, чтобы даже тростью Голд не сумел дотянуться до нее при желании. Быстро бросив взгляд по сторонам, убедилась, что на улице они одни: мало желающих всегда находилось прогуляться перед полицейским участком. Ладно, хотя бы камеры работают. Если что…
– Вы хотели поговорить со мной, шериф? Я вас внимательно слушаю.
Эмма сжалась.
Откуда он знает?
Пришлось сглотнуть, чтобы рот перестал быть таким отвратительно сухим.
– Поговорить? Мне кажется, вы ошиблись, мистер Голд. Нам разве есть, о чем разговаривать?
Они фальшиво улыбались друг другу, фальшиво исполняя светский разговор. Эмма чувствовала, что Голд напряжен, как пружина, что готов в любой момент развернуться и больно ударить. Пришлось привести себя в точно такую же готовность. Эмма очень сомневалась, что дело дойдет до драки, но все же…
Кто рассказал ему? Спенсер, ведущий двойную игру? Сестра Азурия, прижатая к стене? У нее тоже какие-то связи с Голдом, помимо арендной платы? Черт возьми, как он умудрился сдать в аренду монастырь?
Голд переступил с ноги на ногу.
– Это вы мне скажите.
Он источал сладость, как змея – яд. И Эмме очень хотелось просто развернуться и уйти. Но она так не сделала, конечно же.
– Я скажу вам, что весьма рада была с вами повидаться, но мне уже пора.
Эмма демонстративно позвенела ключами. Голд перевел на них взгляд, смотрел какое-то время, потом снова обратился к Эмме. Подступил ближе, и ей пришлось напрячь все свои мускулы, чтобы удержаться на месте.
– А я скажу вам лишь одно, мисс Свон, – его голос понизился настолько, что оказался едва различим. – Не играйте со мной. Вы даже не представляете, во что может вылиться эта игра.
Голд угрожал. Эмма отлично это понимала. И сожалела о том, что не взяла с собой диктофон.
– О каких играх вы ведете речь, мистер Голд?
Она смело посмотрела на него, невольно отметив морщинки вокруг глаз. Должно быть, когда-то давно он любил улыбаться. Почему же перестал?
Голд склонился еще ниже, к самому уху Эммы, и прошептал почти интимно:
– Вы знаете, о каких. Послушайте моего совета, мисс Свон. Не лезьте туда, куда вам попросту не влезть.
Его дыхание коснулось кожи, обожгло ее. Эмма упорно стояла, почти не шевелясь, не выдавая своего страха. Впрочем, Голд, кажется, и так чувствовал его. Во всяком случае, отодвинувшись, он изогнул губы в холодной усмешке – такой же холодной, как и его взгляд.
– Вы всегда были милой маленькой девочкой, мисс Свон. Продолжайте в том же духе. У вас это отлично получается.
Эмма сглотнула.
Угроза. Несомненно. И Спенсер будет продолжать утверждать, что Голда не за что притащить в участок? Скольким людям он еще угрожал вот так, мимоходом? Жаль, что происшествие с Руби отбило у горожан охоту откровенничать с Эммой.
– Этот старый хрыч достает тебя, милашка?
Никогда раньше Эмма не подумала бы, что будет рада слышать этот голос. Разумеется, она узнала его сразу – у нее была отличная память на голоса. Но все же обернулась.
Киллиан Джонс собственной персоной стоял, расставив ноги, неподалеку от них с Голдом и широко улыбался. Слишком широко, чтобы улыбку можно было назвать настоящей. Но Эмме было все равно. Главное, что Джонс только что избавил ее от необходимости смотреть на Голда.
– Мистер Джонс, – безэмоционально проговорил Голд, пристукнув тростью по асфальту. – Какой сюрприз. Вас уже выпустили из тюрьмы?
Он явно был очень недоволен, Эмма чуяла это копчиком. И не могла не радоваться.
Джонс вразвалочку подошел ближе, держа согнутой руку с протезом. Все тот же крюк, как отметила Эмма. Чем он ему так нравится? И разве можно вот так просто ходить по улицам с оружием? А ведь это явно оружие, он заточен, даже отсюда видно.
– Меня выпустили, Голд, выпустили, – Джонс сплюнул прямо под ноги Голда. – Небось хочешь узнать, что там с моим должком тебе?
Он оскалился. Голд поморщился.
– Увольте, – он приподнял трость, едва ли не упирая кончик ее в грудь Джонса, показывая, каким должно оставаться расстояние между ними. – Я давно понял, что мне не ждать от вас ничего хорошего.
Какое-то странное шипение послышалось в его голосе. Эмма тряхнула головой.
– Вы меня, конечно, извините, но мне пора.
Ей действительно было пора. В любое другое время она никуда бы не уехала, оставшись послушать и, быть может, что-то для себя почерпнуть: с Голдом никогда нельзя было быть уверенным в том, что он не скажет ничего важного. Однако Эмму ждала Регина, и, видимо, этот факт оказался существеннее.
Эмма быстро обошла уставившихся друг на друга мужчин и села в машину, громко хлопнув дверцей. Только там она позволила себе перевести дух и отметить, что руки немного дрожат. В следующий момент дверца со стороны пассажира хлопнула не менее громко.