Выбрать главу

Эмма честно хотела уйти. Больше всего на свете ей хотелось сейчас оказаться где-нибудь подальше отсюда. Как можно дальше, возможно, что в жерле вулкана. Или сбросить туда этих двоих? Но она стояла, словно ноги приросли к полу, и не могла пошевелиться. Ручки пакета больно врезались в ладонь. В какой-то момент Регина открыла глаза и посмотрела прямо на нее. Точно на нее. Словно знала, куда именно нужно смотреть.

У нее были блаженные глаза. Довольные глаза. В ее глазах плескалось ровно то, что хотела бы видеть в них Эмма. В охрененной, сбивающей с толку концентрации. Регина была счастлива. По крайней мере, именно в этот момент.

Робин стоял спиной, он не видел Эмму, а Регина уже отталкивала его от себя, будто бы внезапно усовестившись. Эмма же поспешно отвернулась, понимая, что не хочет видеть лишних доказательств тому, как тесно сейчас были связаны эти двое.

– Эмма!

Эмма содрогнулась и, сгорбившись, помчалась к выходу.

Ей больно было видеть это. Но еще больнее было слышать, как Регина назвала ее по имени.

– Эмма!

А вот и Робин подключился. Эмма не знала, оба ли они бегут следом, или это просто ей так хорошо слышно их голоса. В любом случае, она не собиралась оборачиваться. Сердце билось в горле, в животе болело, хотелось завыть и вывернуться наизнанку, лишь бы забыть, лишь бы не видеть то, что стояло перед глазами.

– Эмма!

Эмма была уже на улице, возле машины, когда очередной крик Регины настиг ее. В этот раз она обернулась. Регина поспешно спускалась с крыльца: босая, растрепанная, запахивающая чертов пеньюар. И – испуганная. Эмма четко это видела. Регина неслась за ней и чего-то боялась. Того, что наступит на острый камень?

– Эмма, постой!

Эмма промедлила, упустив нужный момент, и Регина умудрилась нагнать ее, схватить за руку. Прикосновение заставило передернуться, Эмма зашипела и с силой оттолкнула Регину, поспешно огибая машину.

– Эмма, пожалуйста!

– Иди ты в задницу, Регина! – не выдержала Эмма и в сердцах хлопнула дверцей так, что бедный «жук» застонал. Регина склонилась и постучала и стекло с другой стороны, умоляюще глядя. Эмма со злости так крутанула ручку, что едва не отломала ее.

– Эмма, – начала было Регина, но Эмма мгновенно перебила ее, проорав:

– В задницу! И желательно – к Робину! Потому что в твоей-то он уже наверняка побывал!

Сердце ее заливалось гневом, злобой и еще бог знает чем. Конечно, Регина не должна была оправдываться. Но если не должна, зачем же бежала, полуголая, за Эммой на улицу? Зачем до сих пор пытается что-то сказать? Зачем?

Подняв стекло и не слушая больше, что там пыталась говорить Регина, Эмма, не пристегнувшись, завела машину, крутанула руль и, газанув, помчалась прочь от дома под номером сто восемь на Миффлин-стрит.

Комментарий к Глава 8. Часть 1

Поскольку на должное окончание мне немного не хватило времени, продолжение будет в понедельник. Надеюсь, никого особо не расстроит этот факт)

========== Глава 8. Часть 2 ==========

От мерзкого привкуса во рту удалось избавиться не сразу и не до конца. Эмма поморщилась, мотая головой, затем резко выдохнула и двинулась на поиски воды. Кухня была чужой, ориентироваться в ней, конечно, было не так уж сложно ввиду размера, однако Питер успел все переставить. Даже графин с водой, оказавшийся почему-то в холодильнике. Эмма жадно пила ледяную жидкость, чувствуя, как вкус виски соскальзывает с языка.

Начинать утро с виски было плохой затеей, однако вот уже третий день Эмма именно так и поступала. Нельзя сказать, что ей очень хотелось выпить, просто… Просто надо было притушить разные мысли, одолевающие ее со страшной силой.

В мобильнике висело непрочитанным сообщение Дэвида, Эмма не хотела его открывать. Там наверняка вести про Джефферсона – она просила держать ее в курсе событий. Тот так и не пришел в себя, лежал, подключенный ко всем возможным аппаратам, и Вэйл очень сомневался, что Эмма сможет услышать хоть одно слово из тех, что так хочет. Эмма же не скрывала надежд и ждала момента, чтобы поговорить с Джефферсоном. Поначалу она намеревалась дежурить возле него, но Дэвид отговорил ее от этой затеи, заявив, что и сам справится, а Эмме все равно надо самой подлечиться. Эмма же лечиться не очень хотела, на месте ей не сиделось, так что она два дня подряд обивала пороги кабинета прокурора с целью вытянуть из Спенсера все-таки разрешение на допрос Голда. «Но ведь столько ниточек к нему ведут! – как можно более убежденно говорила она, стоя перед скептически настроенным Спенсером. – Вы же понимаете, что не может человек быть настолько вовлекаем во все события города и при этом обладать незапятнанными в чем-либо руками!» В итоге ее рвение не пропало даром: Спенсер нехотя согласился выписать ордер. Но заявил, что нужны показания хотя бы одного свидетеля, мол, без этого оснований все равно нет, и Голд может засудить их в ответ. Запись разговора с матерью-настоятельницей он решительно отказывался принимать, мол, произведено без разрешения. «Как ты умудрилась назвать ее сестрой и остаться с головой на плечах?» - хмыкнул Спенсер под конец беседы. Эмма недоуменно пожала плечами: «Какая разница?» Она помнила, что так ей сказал Дэвид, самой-то ей было все равно. «Да нам-то никакой, а Азурия обычно рвет и мечет, если к ней не так обращаются», - Спенсер принялся перебирать бумаги на столе. Эмма снова пожала плечами: «Полагаю, ее больше озаботили мои вопросы, чем то, как я ее назвала». Спенсер кивнул: «Это очевидно». Выйдя от него, Эмма приняла решение потом еще раз заглянуть к Азурии: если все так, как утверждает Спенсер, то, выходит, мать-настоятельница явно забеспокоилась. И, возможно, не только из-за того, что Эмма могла испортить хорошую память горожан о Руби. Что, если монастырь – это всего лишь прикрытие? Идея, конечно, на грани бреда, но это ведь очень удобно: кто полезет к монашкам? Голд может проворачивать там какие угодно делишки. Возможно, он что-то не поделил с Азурией или обманул ее с деньгами, раз уж она нехотя, но все же решилась поделиться с шерифом кое-какими откровениями.

Посетить монахинь Эмма собралась в ближайшее время, а пока что перевозила свои вещи на квартиру Питера, который с радостью принял ее обратно. Жить в той квартире, что купила Регина, не хотелось вовсе. И да – Эмма все еще дергалась, когда перед глазами нечаянно вставала та картина, которую неплохо было бы забыть.

Эмма не понимала, что двигало Региной, когда та решила, что Эмме нужно пожить в ее доме. Что двигало ей, когда она уселась на стол и раздвинула ноги перед Робином, отлично зная, что Эмма может спуститься в любой момент? Что вообще ею двигало в последнее время? Что творилось в голове? Эмма решительно не понимала и очень жалела, что не может забраться в голову Регины и навести там порядок. Разложить все по полочкам так, чтоб, наконец, разобрать все проблемы между ними и найти ответы, которые устроят обеих. А пока что… Пока что Эмма была занята делами и откровенно радовалась тому, что Регина не пытается ей звонить или связаться каким-то иным способом.

Вчера приехала Лили. Разумеется, ей пришлось поселиться в гостинице, и Эмма, малодушничая, так до сих пор не позвонила ей и не пришла, чтобы увидеться. Признаться, ей совершенно не хотелось это делать. С Лили тоже надо было о чем-то говорить. Надо было улыбаться или хотя бы делать вид, что рада ее приезду. Эмма была рада, но на расстоянии. Сейчас больше всего ее обрадовало бы известие об аресте Голда. Или чьи-нибудь хорошие показания, которые позволили бы окончательно распутать клубок.

Допив воду и заполнив графин снова, Эмма убрала его обратно в холодильник, утерла губы ладонью и огляделась. Надо признать, соскучилась она по этому местечку. Да, не идеально, да, не шикарный вид из окна, ну так и что же? Зато компания теплая и честная.

В машине осталась еще одна коробка, за ней нужно было выйти. Эмма подумала, а не забрать ли ее потом, все равно вечером она сюда вернется. Да, наверное, лучше всего так и поступить. А сейчас можно съездить в участок, посмотреть, нет ли новых писем из лаборатории: Эмма запросила еще один анализ записи на кассете. Ну а вдруг? Люди ошибаются. Она не знала, что будет делать с тем, если вдруг результат окажется абсолютно противоположным предыдущему, но в любом случае попытаться стоило.