Эмма посмотрела на Регину, пытаясь поймать ее взгляд и понять, как действовать дальше, но Регина смотрела только на сына. Тогда Эмма решила попытаться самостоятельно.
- Генри, послушай. Это все ничего не меняет. Все в порядке, слышишь?
Она протянула руку, но Генри с силой ударил по ней так, что заныла ладонь.
- Это все меняет! – истерически закричал он, глаза его наполнились слезами. – Ты спасительница! Ты должна быть против злой королевы! Она твой враг! Враги не целуются! Девочки не целуются!
Он все кричал и кричал, а Регина не сводила с него взгляда, и губы ее кривились в мученической усмешке. Эмма ощутила сильный укол вины. Да, она снова была виновата. Это она затеяла этот разговор. Это она проявила инициативу. Это она снова вбила кол в отношения матери и сына.
- Генри, - снова попыталась она, приближаясь к мальчишке, - тебе надо успокоиться.
– Нет! – завопил он, топая ногами. – Это я привел тебя сюда! Это меня ты должна любить! Меня!
Он с силой толкнул Эмму в грудь так, что ей стало больно. Согнувшись, она упустила момент, когда Генри стрелой выбежал из комнаты, игнорируя Регину, которая пыталась его остановить. Поспешно восстанавливая дыхания, Эмма помотала головой.
- Проклятье! – выдохнула она со стоном. – Парень-то растет.
Ей все еще было немного больно.
Регина стояла посреди комнаты, руки у нее были опущены, как и голова. Собравшись с духом, Эмма подошла и коснулась ее плеча.
- Слушай, все будет нормально. Он поймет.
Регина развернулась. Лицо ее было бледным и сосредоточенным, напряженным настолько, что, казалось, вот-вот лопнет.
– Уйдите, мисс Свон, – велела она. – Мне надо поговорить с Генри. Сейчас.
Эмма хотела возразить, но не успела: Регина оставила ее столь стремительно, что впору было подумать о магии.
Еще один неудачный день. Нужно ли этому удивляться?
Эмма почти не удивлялась. Теперь по ее вине будет страдать Генри. Снова.
Пришлось растереть лицо ладонями, чтобы заставить себя мыслить более-менее здраво. Эмма встряхнулась и, прислушавшись, услышала, как где-то вдалеке всхлипывает и кричит Генри. Наверное, Регина как раз дошла до него и теперь пытается успокоить. Может, все же пойти к ним?
Нет. Эмма не пошла. Сбежала трусливо и выдохнула с облегчением, оказавшись на улице. Пора бы привыкнуть, что все ее начинания оказываются предельно плохи и несостоятельны. Это уже даже не черная полоса в жизни. Это просто черная дыра!
Она хотела поговорить с Региной про них, попытаться все исправить, а получилось, что только все усугубила. В самом деле, чего она хотела? От нее одни неприятности.
На улице накрапывал дождик, Эмма поддернула воротник куртки, закрыла за собой дверь дома и спустилась по ступенькам крыльца. Сделала два шага к калитке и подняла голову.
На нее смотрела Лили. Стояла за низеньким заборчиком возле своей машины и смотрела прямо на Эмму. Очень спокойно и очень внимательно.
Эмма внезапно засмеялась, хотя больше всего ей хотелось заплакать и упасть на землю. Она смеялась до тех пор, пока Лили не улыбнулась в ответ понимающе и не села в свою машину. Вот тогда смех оборвался.
Лили уехала, а Эмма еще долго смотрела ей вслед и не думала ни о чем.
Комментарий к Глава 8. Часть 2
Смотрите в следующей серии:
…
– Мне очень стыдно. Я просто не понимаю, как оправдаться.
…
– Ты ждала момента, чтобы отомстить?
…
– У нас – все хорошо? Ты думаешь, что у нас все хорошо?
========== Глава 9 ==========
Похороны Джефферсона прошли очень скромно, кроме Дэвида и Эммы на них никто не присутствовал, даже лучший друг покойника – Голд. Собственно, удивление это ни у кого не вызвало, разве что Эмма мельком подумала о том, как нелепо все в этом мире: приходишь ты сюда один и уходишь один. Хороший ты был человек, плохой – значения не имеет.
Полиция не обязана была приходить сюда, но Эмма в какой-то мере сочувствовала Джефферсону, ведь он не был виноват в своей болезни. Жаль, что теперь они не узнают, кто же выпустил больных из палат. Надежды найти Белль Френч почти не осталось, а больше не с кого было спросить.
Светило солнце, Эмма впервые за долгое время надела легкую куртку и теперь с чувством стыда наслаждалась мимолетным теплом. Дэвид стоял рядом, склонив голову, и слушал бормотание священника. Когда тот закончил, Эмма открыла глаза, вздохнула, поежилась и сказала Дэвиду:
– Одной проблемой меньше.
Вот уж за это ей точно стыдно не было. Джефферсон представлял угрозу? Представлял. Она теперь устранена? Устранена. А о том, плохо или хорошо то, что умер человек, они не говорят.
Дэвид кивнул и ничего не ответил. Эмма покосилась на него. Подумала, что не станет заговаривать на неприятную тему, но все же заговорила:
– Слушай, давай замнем, а?
Ее откровение, случившееся не так давно, на Дэвида подействовало очень сильно. Он не прекратил ходить на работу, но с Эммой теперь старался пересекаться поменьше. Сюда им пришлось пойти вдвоем, и Эмма знала, что на стоянке у кладбища Дэвид быстро юркнет в свою машину и помчится в участок, где постарается весь день пропадать в чужих кабинетах.
Эмме было не по себе. Возможно, стоило как-то подготовить Дэвида ко всему этому, но зачем? Ее вот никто не готовил. Эмма одновременно ощущала и удовлетворение, и раскаяние, и эта двойственность ее убивала.
Дэвид продолжал молчать, шагая вперед и не глядя на Эмму, тогда она схватила его за руку и заставила остановиться. В конце концов, они взрослые люди, что за нелепые замалчивания и избегания друг друга?
– Дэвид!
В ответ она получила быстрый взгляд и только. Дэвид упрямо сжимал губы. Но Эмма не собиралась сдаваться так быстро. Может быть, он не считал ее своим другом, но она – да. Во всяком случае, он был ей ближе, чем многие другие в этом городе. И она не хотела его терять. Еще и его. Может быть, сумей она это сделать, взяла бы слова обратно, но уже поздно. Разве что организовать Дэвиду потерю памяти…
Дэвид шумно вздохнул, не пытаясь, к счастью, поспешно забрать руку. Посмотрел назад, где могильщики забрасывали землей могилу Джефферсона, затем на терпеливо ждущую Эмму. И сказал едва слышно:
– Мне очень стыдно. Я просто не понимаю, как оправдаться, – Дэвид понурился. Весь такой большой и сильный, сейчас он выглядел абсолютно уязвимым. Эмме стало его по-настоящему жалко. Она всей душой пожелала никогда не рассказывать ему правды. Но как же теперь быть?
– Дэвид, – она сжала его ладонь. – Ты был пьян. И горевал. У тебя помутилось в голове. Да и я не очень-то сопротивлялась.
Все это было правдой. Самой настоящей правдой, от которой глупо отмахиваться. Следует просто принять ее. Переварить. И жить дальше. Тем более, что Дэвид не пытался отказываться: он сразу и почти безоговорочно принял то, что рассказала ему Эмма. Может быть, не видел повода ей не доверять. А может быть, и сам помнил что-то смутно, и слова Эммы только подтвердили подозрения. В любом случае, он вел себя так, как можно было от него ожидать. Как ожидала от него Эмма. И это было бесконечно приятно, несмотря на всю неприятность ситуации.
Дэвид грустно посмотрел на Эмму.
– Может, оно и так, – пробормотал он. – Но как же это Мэри Маргарет рассказать?
Эмма подавилась на вдохе.
– А зачем рассказывать ей? – сипло поинтересовалась она.
Солнце спряталось за тучами, набежал холодок, захотелось побыстрее сесть в машину и отправиться в участок, где ждет горячий вкусный кофе.
– Как же, – смутился Дэвид. – Совсем не рассказывать?
Эмма приподняла брови.
Временами напарник напоминал ей ребенка. Большого такого. Которого всему учить и учить.
– Зачем? – повторила она. – Ладно бы я хотела вас разлучить – но тогда бы я сразу все Мэри Маргарет рассказала.
Они, конечно, давно не дружили, но подставлять так Дэвида у Эммы в мыслях не было. Ее заботил только тот факт, что она вынуждена была переживать все в одиночку. Но теперь на душе стало полегче. Складывалось впечатление, что кто-то отвел от нее свой пристальный взгляд – и мало-помалу жизнь начала складываться. Сначала Джефферсон, потом проблема с Дэвидом. Может быть, еще и с Региной что-то разрешится? Эмма не загадывала, но очень бы хотела, чтобы именно так все и вышло. А там, глядишь, и подвижки в основном деле пойдут. Вот и солнце неспроста выглянуло сегодня – это наверняка намек свыше, мол, держи хвост пистолетом, Эмма, еще ничего не потеряно!