Убедив себя в том, что разговор с Бутом не приведет ни к чему хорошему, Эмма приехала в участок и несколько часов провела за подготовкой документов для Лили. Закопавшись в бумагах, она не услышала, когда в дверь офиса постучали, и вскинулась, когда Лили помахала рукой перед ее глазами.
– Ты не отвечала, я вошла сама.
Эмма быстро встала, потирая глаза. Перевела взгляд на окно, за которым успело стемнеть. Глянула в сторону Азурии, мирно дремлющей за решеткой. И, наконец, обратилась к Лили:
– Да, извини, заработалась. Пойдем, – она кивнула в сторону маленькой переговорной, отделенной от остального офиса стеклом, и сгребла документы в охапку. Лили пошла следом. Эмма опустила жалюзи, не желая, чтобы проснувшаяся Азурия следила за их разговором, и сказала, подавив зевок:
– Я получила анализы на наркотики: они обнаружены почти у всех монахинь. Кроме того, наши ребята провели обыск в монастыре, там целая лаборатория по производству. Я планирую в ближайшее время допросить Азурию, она пока отказывается от дачи показаний в связи с отсутствием адвоката.
Лили кивала, не перебивая. Потом буднично сказала:
– С этого момента дело переходит ко мне. Вести допросы буду я. Ты можешь присутствовать, но список вопросов нужно будет утверждать со мной.
Эмма нахмурилась.
– А…
– Ты слышала, что я сказала, – безэмоционально проговорила Лили, забирая у Эммы документы и принимаясь упорядочивать их. – Я иду тебе на уступку, позволяя участвовать в процессе, тогда как по хорошему мне следовало забрать бы эту монашку в Бостон и там уже разбираться. Так что давай без возражений, это упростит нам жизнь.
Эмма кивнула. Ей стало не по себе от тона, каким Лили разговаривала с ней. Захотелось поежиться. Конечно, Эмма знала, почему так. Но менее неприятно от этого не было.
Они перебросились еще парой фраз по поводу дела, потом Эмма вдруг спросила:
– Тебе знаком Август Бут?
Она не думала, что ей так повезет, и Лили ответит, что да, конечно, знаком, но мало ли… Это упростило бы жизнь.
Лили на мгновение задумалась, потом покачала головой.
– Нет. Кто это?
Эмме показалось, что в ее глазах мелькнуло что-то, но, должно быть, всего лишь лампочка сбликовала.
– Пока не знаю.
Она почему-то не захотела рассказывать все подробности. Зачем бы Лили знать обо всем этом? Да она и не спрашивает – вероятно, ей давно не интересны подробности жизни Эммы Свон. Жизни, в которой так мало меняется.
– Слушай, – выдавила из себя Эмма, понимая, что если сейчас не скажет, то может не сказать никогда. – Мы можем общаться? Нормально? Мы не разговариваем с тобой – мы перебрасываемся словами. Это… неправильно!
Она не знала, какого ответа ждет. Друзья? Она сама всегда отвергала дружбу Лили, а теперь хочет получить ее? Как это… мерзко, да, практически мерзко. Но Эмма понимала, что им нужно обсудить все это, раз уж они собираются работать вместе. Главное, не заводить речь про Регину.
Лили долго смотрела на нее, потом с усмешкой покачала головой.
– Тут не о чем говорить, Эмс, – протянула она отстраненно. – Либо ты со мной, либо нет. Третьего варианта не дано, и помолчав, добавила: – Если ты не против, я бы предпочла остаться на уровне официальных рабочих отношений.
Она кивнула и, подхватив папку с документами, ушла, не прощаясь. Эмма посмотрела ей вслед, дождалась, пока закроется дверь, и только тогда схватилась руками за голову и застонала в полный голос.
Она и не собиралась искать третий вариант. Она как раз хотела попробовать уладить дело вторым. В конце концов, они взрослые люди. Но, кажется, Лили не была готова смириться с предложенным. Может быть, окажись Эмма на ее месте… Но она-то на своем! На своем! И у нее тоже множество проблем, которые не решаются по щелчку пальцев! Оооо, ну почему, почему книжка Генри – всего лишь сказки! Как было бы прекрасно…
Эмме очень хотелось выпить. Но дома ее ждал Генри и, наверное, кока-кола. Что ж, придется довольствоваться малым.
– Скучаешь в одиночестве?
Бодрый голос Джонса ворвался в помещение вместе с владельцем. Эмма чуть было не застонала снова. Вот уж с кем она не хотела разговаривать совершенно…
Джонс, впрочем, на общении не очень настаивал. Он пришел всего лишь сообщить, что вроде бы видел в городе Белль Френч. Или, по крайней мере, кого-то, на нее похожего.
– И ты не задержал ее? – воскликнула Эмма, резко вставая. Надо же, только сегодня вспоминала о ней! Неужели мысли в самом деле материальны?!
Джонс развел руками.
– Лапочка, пока я пытался приблизиться, она уже ускользнула, – он не был слишком разочарован результатом, скорее, наоборот. Эмма только вздохнула. Пришлось похвалить Джонса за рвение, после чего он битых полчаса старательно напрашивался к Эмме в гости. Даже наличие Генри его не останавливало. Впрочем, не смущала же его Регина.
Уже отделавшись от Джонса – и затратив на это уйму душевных сил, – Эмма, направляясь домой, подумала вдруг, что неплохо было бы расспросить его по поводу Регины. Та, конечно, говорила, чем именно он помог ей, но неплохо бы узнать версию Джонса. Не сегодня, разумеется, точно не сегодня.
Время понеслось очень быстро. Ни дня не проходило без допросов, но Лили начала с рядовых монашек, Эмма же изнывала от нетерпения побеседовать с Азурией. Вскоре должна была подойти очередь Астрид, но вряд ли она рассказала бы что-то новое. Да и Спенсер четко заявил: только показания матери-настоятельницы откроют Эмме дверь в дом Голда. Приходилось терпеть и ждать.
Лаборатория Бостона подтвердила, что состав наркотиков, изготавливаемых в монастыре, идентичен тому, что был найден в организме Руби. В принципе, новость была неплохой, но не до конца: пока что это могло послужить лишь доказательством того, где именно Руби получала свои дозы. Эмма же отказывалась верить в то, что это не Голд снабжал ее. Она засмотрела до дыр видео с Руби, заходящей в магазин Голда: все пыталась понять, похож ли ее флакончик на те, что были найдены при обыске монастыря. Но качество записи было таким плохим, что Эмма лишь упорно сажала зрение, не добиваясь никакого результата.
– Оставь это, – посоветовала ей Регина. – Работай с Азурией. Она должна что-то знать. Обязана.
Эмма соглашалась, понимая, что раньше Лили все равно до Азурии не доберется. И то – это если Лили утвердит вопросы. А она ведь может и отказать. Пока такого не случалось, но все бывает в первый раз.
Регина шла на поправку очень быстро. После работы Эмма ехала в больницу, хватая с собой Генри. Они сидели в палате очень долго, делясь всякими новостями. Регина хоть и ворчала, что они ей мешают и что после них у нее бессонница, но Эмма видела: ей приятно такое внимание. Настолько приятно, что, сама того, возможно, не осознавая, она начала поддерживать Эмму в ее начинаниях. И это было не просто «Я и не думала, что у вас есть логика, мисс Свон», нет, ее режим сарказма выключался, когда дело доходило до действительно важных вопросов, и включался режим помощи – по мере возможностей. Иногда она просто брала Эмму за руку, и это тоже срабатывало на ура. Эмма не знала, почему с Региной произошли такие перемены, но надеялась, что это не временное явление. Ей нравилась Регина-мэр, но Регина-человек ей нравилась больше. И именно в Регину-человека она продолжала влюбляться. В Регину, до которой нестрашно было дотронуться: раньше Эмма всякий раз думала, что сломает ее, будто надтреснутый фарфор. Регина позволяла ее целовать и целовала сама, и это было гораздо важнее постельных игр, которые у них случались раньше. Вот именно – игры. Все, что у них было раньше. Ставка на победителя. А сейчас они постепенно привыкали друг к другу, и нравилось это обеим. Кажется, даже Генри начал проникаться их отношениями, во всяком случае, пару раз он уже спросил, переедет ли Эмма к ним, когда Регину выпишут из больницы.
Иногда Эмма сталкивалась в больнице с Робином, но всякий раз он старался поскорее закончить разговор. Эмме казалось, что рядом с ней он чувствует себя неуютно. Словно ему хочется что-то ей сказать, но он не решается. Не может подобрать правильных слов. Сама же Эмма раз от раза становилась все увереннее, и немаловажным во всем это было поведение Регины, которая не пыталась больше оттолкнуть ее, а напротив – притягивала к себе.