– Мы слегка коснулись того блока памяти, который бережет твою психику. Кем бы ни был тот оборотень, ты должна держаться от него подальше.
13
Меня поставили в конце, как самую мелкую. Возможно, хотели спрятать, а может быть так действительно положено. Мне трудно судить, потому что волчары все, как на подбор одного роста, и я среди них чувствовую себя букашкой.
Сначала выходит командир полка. Мужчина в возрасте рассказывает кадетам о том, как важен сегодняшний день, о том что практика в Вайдовском отделении полиции – это заслуга, которую каждый из нас добился путём упорной учёбы. О том, что пройдёт ещё пара месяцев и мы станем полноценными агентами убойного отдела. И о том, что быть агентом убоя, как называли его местные, – это почётно в нашем государстве.
Ну да. С этим утверждением не поспоришь, ведь после проникновения халацевтов в наш мир, беспочвенные на первый взгляд убийства, стали почти обыденным событием. Жителей Хлаккатерры пытаются истребить уже лет двадцать, но внутренние структуры, такие как Убой, не позволяют добиться ощутимых результатов.
И, честно говоря, мой ум, хитрость и сообразительность нужно использовать в другом направлении, поскольку анализ и планирование проводятся, как контрмера в противостоянии халацевтам. Они нападают всегда. Почти каждый день. Задача, таких, как я – предугадать, вычислить и дать задачу на планирование нанесения превентивного удара, туда откуда эти твари ещё лет десять не будут вылезать.
И я совершенно не понимаю, зачем я здесь. Ну зачем?
В Убойном я бесполезна. Агенты добывают улики, показания, ходят на задержания халацевтов, сопровождают работу детективов от начала и до конца следствия. Они, как собаки, которые обязаны что-то вечно вынюхивать.
А я – лиса! Лисам не место среди услужливой воспитанной скотины!
Командир полка заканчивает пафосную речь и уходит от микрофона, уступая место командиру нашего батальона. Тот выдает несколько общих фраз и представляет нам весь командирский состав, который необходимо знать в морду лица.
Из всего офицерского состава моё внимание привлекает только один – знакомый волчара. Оборотень не находится в рядах командиров. Он стоит поодаль и тихо беседует о чём-то с комполка. А заинтересовалась я им, потому что форма у него без отличий, хотя и полицейская. Чисто чёрная, стандартная. Нашивки полиции и всё. Ни имени, ни звания, ни ачивок на груди. Ни-че-го.
Да и отличается он от агентов сильно. Длинные платиновые волосы связаны в тугой пучок на затылке. А ведь волчары любят простые короткие стрижки и даже выкрашивают свои шевелюры в чёрный, чтобы казаться равными в стае. Им так на земле работать проще. Глаза у оборотня серые, чуть раскосые. Губы тонкие, резко очерченные. Широкие острые скулы. И в целом, как я заприметила спьяну, он красивый. Красивый, но от зубастых явно отличается.
Пока разглядывала его едва не пропустила перекличку и распределение по казармам. Кстати, тут вопрос весьма деликатный. Волчара не солгал. Девочковых казарм в Убое не существует, а волки во всем мире известны своей страстной натурой. Нет, руки они не распустят, но окучивать будут со всех сторон, если не пойдут от обратного, что судя по недовольным взглядам, очень вероятно.
– Кадет Лиссана Шияро!
– Я! – подаю голос, собственно, я.
И вот тут случается неприятное. Все офицеры, как были, поворачивают головы на мой голос. А я в самом конце строя. Незаметная вся такая, ага. Кажется, где-то в этом моменте случается массовый инсульт всего командирского состава. Морды их перекашивает знатно, особенно интересно смотрится, когда вся эта парализованная на одну часть лица братия, оборачивается на комполка, а тот криво улыбается и разводит руками, мол, а я что?
Ну вот, собственно, да. А я-то что?
– Но-но-но... – заедает одного из офицеров.
– Баба, – помогает ему рядом стоящий, мрачно глядя на меня.
И главное смотрят так... обвиняюще. А кто-то даже с плохо скрываемыми намерениями моего убийства путём механической асфиксии. Но, что ещё более интересно, они явно ждут моего ответа.
– Баба, – честно признаюсь я.
Ну а что? Не скрывать же этого очевидного факта? У меня грудь, между прочим, третьего размера!
14
По мордам вижу, что будут разборки. Позже, конечно, не при кадетах. Но мне теперь жутко интересно, кому именно накрутят хвост за мое пребывание в учебке Убоя. А пока перекличка продолжается, как и мое пристальное внимание к Адиссилу.
Волчара явно наслаждается представлением. Нет, на лице и тени улыбки нет, но глаза! Они блестят и тщательно отслеживают реакцию офицеров.
Хочется отсыпать ему звиздюлей от всех своих щедрот душевных. Неужели он меня сюда затащил только как провокацию? Если да, то я ему его светлые патлы вырву и вместо знамя учебки по ветру пущу.
Представляю себе развевающиеся платиновые локоны в лунном свете и весело хмыкаю, кода отдают команду разойтись.
– Эй, Шияро! – летит тут же в спину. – Скажи, ты кукухой поехала или реально считаешь, что способна место в какой-нибудь стае занять?
Останавливаюсь, оборачиваюсь и смотрю в глаза оборотню, уже успевшему отличиться вчера возле стенда со списком в Убой.
Не то чтобы мне хочется устраивать разборки, но оборотни остановились, чтобы узнать меня поближе. Как отреагирую, как отвечу, буду ли драться.
В аналитике мы досконально изучали все расы. Медведи и волки самые агрессивные из них. Вот только первые пригодны для охраны границ, а эти… эти очень умные. Слишком умные. Именно поэтому, несмотря на всю свою мощь, держаться в стае.
Вот только я лиса. С этой истиной не справится ни одной стае.
Изначальный животный инстинкт и нормы, вбитые на подкорке, твердят им, что я конкурент, который может вставлять палки в колеса. Естественно, что со всей стаей, а их в батальоне чуть меньше пятисот особей, я не справлюсь, поэтому мне придется принять их правила.
– Я не рассчитываю занимать какие-то места в ваших стаях– отвечаю максимально спокойно.
Сейчас ни к чему провоцировать свору пока ещё невоспитанных псов, способных вцепиться в мою нежную шею. Меня и без того впереди ждет увлекательная программа, которую по истечении двух месяцев мама задолбается прорабатывать.
Гора бугрящихся мышц сложил руки на груди, вперив в меня взгляд. Нахмурился, когда я растянула губы в улыбке.
Я планирую возглавить одну из стай, но об этом ничего им не скажу. Если они поднимут меня на смех, это ещё полбеды. Вот если прислушаются, тогда проблем не избежать.
– Какого хрена тебе вообще здесь надо? – спросил другой волк, стоявший чуть поодаль.
По взгляду сразу видно, вот альфа одного из взводов. Проницательный, острый и не терпящий неподчинения.
И тут у меня только два выхода. Либо прогнуться, показав свою слабость, либо послать всех нахрен. Если пошлю, считай спровоцировала драку. Если прогнусь, то продемонстрирую свою слабость. В обоих случаях будет плохо.
Окидываю взглядом оборотней, замечаю за их спинами Адиссила и скрещиваю руки на груди.
– А тебе какого? – Хмыкаю, глядя в глаза.
Молодой оборотень начинает злиться, а у меня возникает идея. И почему я должна отдуваться, если сюда притащил меня блондин?
– Ты вот у него спроси, – киваю в сторону волчары. – Может он и для меня пояснит, на кой черт ему лиса в Убое.
Оборотни оглядываются на Адиссила, а тот смотрит мне прямо в глаза, от чего по плечам рассыпаются мурашки, природу которых я не могу понять.
– Ты ведь сама просила, – отвечает он, растягивая губы в усмешке. – Как я мог отказать даме в беде?
15
Мне до обидного нечем возразить. Открываю рот, но тут же захлопываю его, отмечая в добавок ещё и то, что агрессия кадетов резко сошла на нет, и все срочно поспешили в казарму.
С одной стороны, это здорово, что не нужно продолжать изворачиваться, с другой… а в чем, собственно, дело?
Адиссил при том на оборотней не смотрит. Смотрит только на меня, словно я объект для изучения. Нет, обычно внимание симпатичного мужчины мне приятно, но сейчас возникает довольно пугающее чувство, учитывая при каких обстоятельствах я с ним познакомилась.
Разворачиваюсь и не прощаясь иду в казарму, чувствуя чужой взгляд промеж лопаток.
На самом деле все не так страшно, как Адиссил описывал. Да, мужская казарма не приспособлена для проживания женщин, но уборные и душевые имеют кабины. Мне достаточно просто договориться с сослуживцами, чтобы не испытывать серьезного дискомфорта. Понятно, что сразу этого сделать не удастся, но со временем – вполне.
В казарме не проживают в одном зале по сто человек на двухъярусных кроватях. Учебки обычно не отличаются комфортом, но в Убое на удивление все иначе. Кадеты живут в небольших кубриках по два бойца, а мне, как бракованной единице, выдали ключ на отдельные аппартаменты.
Жаль, что без своей душевой.
Разобрав сумку с вещами, я кладу на тумбочку модрумер. Перед сном нужно передать сигнал матери, что я в порядке. Жаль, не смогу рассказать ей всего, потому что модрумер способен передавать лишь моносигналы с кратким импульсом. Это как каждый день присылать текстовое сообщение на магфон с точкой. “Все нормально, я еще жива”.
Ровно в шесть дневальный в коридоре зычным голосом сообщает о вечернем построении. Я не хочу выходить, но с академии знаю, что в учебке за это наказывают внеочередным дежурством. Влететь в первый же день на в наряд? Да ни за что!
Поправляю на себе новенькую черную форму, искренне жалея, что снабженец со склада все же умудрился найти мой размер. Нет, она удобная, но несколько тесновата в груди. Выхожу на построение и пройдя через шеренгу десятка огромных волков, становлюсь в конце.
– Шияро! – тут же орет старшина. – Первое и последнее предупреждение! Если и дальше будешь так сиськи мять на поверке, задолбаешься очко драить!
Я сжимаю зубы и прищуриваюсь, внимательно разглядывая лицо оборотня. Его взгляд ненавистью пылает, а между бровями хмурые складки.
Надо же. Не будь я лисой в стае диких псов, хрен бы он мою фамилию запомнил.
– Есть, не мять сиськи, – на серьезных щах отвечаю я.
Волки в строю затряслись. Надеюсь, не от злости.
И, вроде бы, по уставу ответила, но лицо старшины таким охреневшим сделалось. Для завершения образа ему не хватало только жеманно повести плечами и ладонь к груди прижать, как делают это оскорбленные дамы высшего света.
Сдерживаю улыбку, когда мозг достраивает красивую картинку с неописуемым выражением лица и вручает брутальному самцу веер.
– Шияро! – рявкает он.
– Я! – отзываюсь, собственно, я.
– Думаешь, умная?!
Не думаю, конечно. Я знаю это наверняка, но нарываться пока не буду. Говорю же, что в наряд не хочу.
– Никак нет! – Рявкаю с готовностью.
Старшина сверлит меня долгим взглядом, словно оценивает мою прочность, но я и не такое выдерживала. Подумаешь. Это он никогда не испытывал взгляда моей матери. Вот где сердце мгновенный склероз демонстрирует, а мочевой пузырь признаки недержания.
– Взвод, смирно! – поступает новая команда и все дружно поворачивают головы на входящего офицера.