— Что здесь происходит?..
Морша и Валерий обернулись на звук. Перед ними стоял Курск, которого ещё несколько минут назад разбудили их крики.
— Ты ещё кто?.. Елец, ты его знаешь?..
Только сейчас, проснувшись ещё немного, севрюк обратил внимание на состояние Ельца.
— Эй, эй, успокойся уже. — Что-то блеснуло: это коварная Луна отразилась в лезвии ножа и так не вовремя показала эту улику Курску. Ситуация требовала немедленных действий. — Давайте его выслушаем, он же не нападает! Елец, убери нож! Что бы ты ни задумал, всё можно разрешить мирно!
— Куря… Леря… — Где-то совсем рядом зевнул Орёл. — Почему вы не спите? Что-то случилось?..
Кое-как утихомирив Ельца и взяв с него обещание спокойно реагировать на всё происходившее, Курск и Орёл выслушали историю Морши.
Звали его Тяргон. Он тоже был олицетворением, но не столько даже территории, сколько народа, проживавшего в местных лесах — мокши, одного из племени мордвы. Когда-то давно он служил Рязани Старому, отцу Воронежа и Ельца, но, так вышло, что во время нападения татар несколько веков назад он не смог ничем помочь своему господину и просто другу, из-за чего всё и закончилось столь печально. Чтобы выжить, Морша примкнул к татарам и в составе их войска даже ходил в поход куда-то в Европу.[2] Вернувшись, он первым делом разыскал оставшихся в живых детей Рязани Старого и поклялся оберегать их любой ценой. Отношения с Ельцом складывались очень непросто, однажды их пути и вовсе разошлись, но Морша всё равно тайно следил за Валерием, и это не раз спасло тому жизнь. Именно благодаря Тяргону Елец и попал на службу в Московию — туда он убежал от своей тётки, Рязани, не желая тяготить её больше своими проблемами со здоровьем и развитием.
Когда мордвин закончил говорить, все трое его слушателей ещё долго молчали. Елец — потому что обещал Курску не кипятиться, пока тот не разберётся во всём, Орёл — от непонимания того, как Валерий может так ненавидеть того, кому обязан жизнью, а сам Курск просто обдумывал новые сведения и прикидывал, как поступить дальше.
— Я кое-что вспомнил. — Наконец, нарушил тишину он. — Нам Москва говорил, ещё тогда, в Кремле… Что где-то рядом с Ельцом есть олицетворение какого-то местного народа. Это ведь он тебя имел в виду, получается?..
— Вероятно. Я так понимаю, Лерик вам про меня ничего не сказал. Ну, теперь вы знаете, почему… — Он замялся, стараясь сгладить неприятную тему. — А вы, что же, из самой Москвы едете?.. Дело какое-то важное, аль просто так?..
— Вообще-то да, дело. — Начал было Курск, но Елец сразу же прервал его.
— Если он поедет с нами, то я возвращаюсь к себе!
Взгляды всех собравшихся мгновенно оказались на Валере.
— Я полностью серьёзен. Именно поэтому я и не сказал вам о… нём. Да, это выбор, и с вами поедет только один. Только учтите, что большая часть ваших припасов — мои. И лошадей вам дал тоже я, ибо те, на которых приехали вы, просто бы не потянули такой долгий переход, да ещё и в холодное время года.
Курск не любил, когда кто-то ставил ему условия. Особенно он не любил он этого тогда, когда под сомнение ставилось общее дело. Дело всей его жизни.
— Если ты хочешь, то можешь валить обратно. Припасы забирай, а вот лошадей вернуть не можем, сам понимаешь, ещё пока нужны. Передать Москве, что ты решил ослушаться приказа?..
— Вот так да! Ты им — всё, а они тебе — ничего! Да делайте вы что хотите, в конце концов! — Спешно оседлав свою лошадь, Елец пнул её под бока и направил в сторону своего дома.
— И что это было?.. — Осмыслив произошедшее, наконец-то выдал Курск.
— Всего лишь характер Лерика. — Покачав головой, ответил Морша. — Намучаемся мы с ним… Впрочем, иначе с ним не получится.
Орёл же ничего не сказал: он всё ещё был очень сонным и мало понимал разговор, начав слушать его только ближе к концу. Но даже для него поведение Ельца снова выглядело некрасиво и очень отталкивающе.
В глубине души он надеялся, что Валерий вернётся, ведь не может же он действительно нарушить приказ самого Москвы?..
Так думал Ваня, не понимая, насколько эгоистичными выглядели бы его мысли со стороны, если бы кто-то вдруг смог их прочитать. Ведь Елец нужен ему. Очень нужен. Он помогал Орлу принимать и переживать все тяготы и лишения его новой судьбы, многое объяснял, рассказывал и, по сути, он выступал для Орла словесным проводником в ещё пока новый для того мир.
И вот теперь он взял — и так легко отказался от всего, к чему Ваня так привык за последнюю неделю. Да как Елец мог оставить его?! Теперь он снова оказался один наедине с суровым Курском и своей сломанной судьбой.
Остыв, Елец вернулся в середине следующего дня. Морша предполагал такой исход, и потому посоветовал Курску оставаться на уже довольно обжитом месте, чтобы беглец смог их найти.
Пока Валера довольно странным способом пытался доказать свою состоятельность и независимость всем окружающим, Курск предложил Тяргону окончательно присоединиться к их компании. Мордвин тоже имел опыт встреч с Крымом, при чём, как и в случае с самим севрюком, тоже весьма неудачный. К тому же выяснилось, что ранее Касимов уже предлагал Морше тоже перейти на службу к Московии, однако тот, понимая реакцию Ельца на это, вынужден был отказать. Так что теперь, когда опасность уже выглядела гораздо более реальной, чем раньше, а царские планы борьбы с ней — довольно неплохими, Тяргон без раздумий стал частью этого своеобразного отряда. К тому же, в нём был его Лерик, и это стало решающим фактором.
Вернувшийся Елец, конечно же, решение Курска не оценил, но столь открыто протестовать уже не стал.
Затянувшаяся остановка на ночь закончилась лишь вечером нового дня, когда все четверо, наконец-то, могли продолжить свой путь. Теперь впереди уже ехал не только Курск, но и Морша, ведь его территория была где-то совсем неподалёку, и эту местность он знал уже лучше Ельца. Уже в дороге севрюк ознакомил его со всеми подробностями их задания и показал царский указ, подтверждавший его слова. Тяргону также было что рассказать им и, когда Курск заговорил о местонахождении Воронежа, тот ответил, что брат Ельца ещё недавно находился рядом с ним, но потом принял решение уйти вниз на южный Дон, в казачью вольницу. Ему, Морше, он тоже предлагал бросить всё и перебраться туда: мол, там и тепло, и сытно, да и, как известно «с Дону выдачи нет», и потому даже довольно сильной соседки-Московии там можно было не опасаться.[3] Но мордвин остался, и причина такого поступка была ясна ему как белый день — это было его единственное, всепоглощающее и даже клятвенное желание быть рядом с Валерой.
Елец же был хмур: о Морше он знал с самого начала и пытался во что бы то ни стало не допустить его в один отряд с собой, но в итоге всё оказалось тщетно. Мало того, теперь они ехали на Дон за его братом, с которым у Валерия также были весьма натянутые отношения. И, если с Воронежем он ещё хоть как-то смирился, ибо тот упоминался даже в самом указе Москвы, то вот наличие в одной с ним компании еще и столь ненавистного ему Тяргона и вовсе окрашивало всю ситуацию для него в траурные цвета.
Ваня, как мог, пытался поддержать и отвлечь Валеру, но получалось у него это плохо, ведь Орёл, как обычно, не мог найти нужных слов и в нужное время. Но он очень старался, и Елец, спустя пару часов, под влиянием довольно болтливого друга всё же немного повеселел.
А погода меж тем всё портилась: ветер пригнал с севера тучи, и те, налившись свинцовыми каплями изнутри, нависали над землёй, готовые в любой момент залить её очередным уже таким привычным осенним дождём.
Начало ноября 1570 года, г. Черкасск.
В результате того, что Тяргон всё-таки присоединился к ним, было исполнено даже изначально необязательное предложение Москвы о вербовке олицетворения местного народа. Но главной же помощью Морши оказались ценные сведения о ещё более точном местонахождении Воронежа. От мокшанина удалось узнать, что Елец отнюдь не был последним олицетворением, с которым говорил искомый перед тем, как отправился на волю. А был им как раз Тяргон, и из-за этого тот довольно неплохо знал планы брата Ельца на дальнейшую жизнь. Да что там! Было время, когда Морша и сам хотел сбежать с ним на юг, но беспокойство за Валерия и привязанность к нему пересилили всё его свободолюбие.