— Именно так и есть. — Теперь уже не сомневаясь в своих словах, ответил Курск. — Крым нападал в конце лета, и мы думаем, что теперь он объявится только весной. А пока что Москва просто нашёл, чем занять наше свободное время. Сейчас же мы возвращаемся обратно на наши позиции. Будем строить линию крепостей, ведь как раз потеплеет.
— Да, работать с промёрзшей землёй — дело неблагодарное. Здесь-то ладно, но у вас там, должно быть, всё совсем плохо…
Разговор рисковал зайти в тупик, но у Курска в запасе была еще одна тема, на которую он и хотел переговорить с Черкасском.
— Москва поставил нас в известность, что донцам присылали грамоту с предложением принятия подданства.
Атаман уже знал дальнейший вопрос, но, всё же, дал возможность его задать.
— Мы могли бы передать ответ в Кремль. Если он, конечно, готов уже.
— Конечно готов. С Дону выдачи нет, неужели не знаете?
Курск замолчал. Примерно такой ответ он и ожидал, это ведь казаки. Недаром их своеобразное государство даже называлось в народе вольницей — здесь свободу ценили превыше всего.
— Ясно. — Нашёлся вскоре севрюк. — Но, смею заметить, это весьма неразумно. — Чтобы не навлекать на себя гнева, он сразу же попытался объяснить свою мысль. — Приведу пример. Мой дом находится к северо-западу отсюда, и, тем не менее, я постоянно страдаю от набегов Бахчисарая. Зимой он приходит реже, а если объявляется, то войско его гораздо слабее, чем летом. Здесь же, на нижнем Дону, природа более благоприятна, да и нападать проще, и потому он может сделать это в любой момент. Как недавно было в Азове, вы ведь совсем не ожидали нападения, я прав?..
— Послушай, Курск. Что умно, а что глупо, решаю здесь только я. Я бы посоветовал тебе не лезть в чужой дом со своими порядками, но, видать, это бесполезно. Слушай и запоминай: я никогда не буду в государстве, которым управляют такие же ордынцы, как и твой Крым. И даже настолько открыто!
— Тума, не кипятись. Всё же не враги приехали. — Снова вмешался в разговор Воронеж, пытаясь успокоить своего командира.
— Друзья порой хуже врагов бывают, Чига.[7]
— Кстати, а не встретился ли вам по дороге в Астрахань один мой старый знакомый, олицетворение мокши?
Елец закатил глаза. Нет, они действительно решили его добить уже упоминаниями друг друга, два сапога пара нашлись, а.
Курск же, наоборот, был обрадован: эти слова означали только одно — Воронеж и сам понял, за чем именно, а, точнее, за кем именно приехали они с братом.
— Да, попадался. Именно он и показал нам самый короткий путь.
А вот Черкасска такой странный вопрос подчинённого, конечно же, насторожил. Хоть Воронеж и пытался выдать себя как можно незаметнее для своего главы, у него не получилось сделать это полностью.
— Кстати, раз уж вы там действительно были, как в Астрахани дела? Видели нашего Витька? Он как раз туда отправился, вы могли пересечься.
— Ну, город только хорошеет… Строятся новые укрепления…
Это был почти конец: Курск не мог знать никакого «Витька», и потому совершенно не понимал, что ему говорить. Он был в тупике: если он не ответит в ближайшее время, то Дмитрий поймёт всю его ложь. На самом деле, севрюк очень редко попадал в настолько безвыходные ситуации. И ведь сам виноват: наврал с три короба… Но, если бы он и правду сказал, было бы не лучше…
— А, — словно внезапно что-то вспомнив, наконец-то заговорил Елец, — речь, видимо, о том оборванце, что мы встретили на въезде в город? Как и я, внешне не шибко взрослый, а ещё с ним рядом вроде бы брат его был. Близнец, да? — Он картинно кивнул пару раз. — Да они одними из первых побегут под крыло Московии! Они ведь уже сейчас защищают от Крыма очередное завоевание Москвы, не так ли?
А это была победа. В шоке были все: и Курск, уже было решивший, что весь этот их фарс закончится неудачно, и Дмитрий, совершенно не ожидавший, что его гости знают братьев Сары-Тина и Сары-Тау, его добрых друзей и союзников, и даже Воронеж, поражённый такой мастерски точной и прямолинейной атакой братом чужих эмоций.
Отойдя от первого удивления, севрюк понял, что надо бы поскорее заканчивать эту своеобразную «игру», а то, не ровен час, раскроют его ложь прямо на месте. Курск принял решение поднять ещё одну нужную ему тему. Он знал, что реакция атамана на неё должна быть довольно бурной, и не ошибся.
— Вообще, про грамоту эту в Москве спрашивал меня отнюдь не сам царь… Ну, ему тоже было интересно, но ведь там есть и тот, кто волнуется обо всём этом куда больше…
Но договорить он не успел.
— Заткнись! Я уже не тот Дима, которым был когда-то при дворе. У меня теперь полностью своя жизнь, и в ней нет места лишним олицетворениям. — Почти кричал в ответ Черкасск. Курск и Елец переглянулись, никто из них не ожидал столь резкой реакции.
— Но он же не чужой тебе! — Поражённый севрюк своевольно перешёл на «ты». — Как же так можно? Вот посмотри хотя бы на Ельца: у него погиб отец. Давно ещё, в бою с татарами. Так он знаешь как до сих пор убивается из-за этого?! — От разглашения таких подробностей Валерию стало немного не по себе. — И у меня вот брат из-за Крыма пропал, ни слуху, ни духу — может, и умер уже, или даже убит… А ты… — Курск сделал резкий выпад вперёд. Если бы не Елец, вовремя перехвативший его руку, всё запросто могло бы перерасти даже в драку. — Да у тебя вся родня жива-здорова! Да и любят они тебя, тот же Касимов к тебе со всей душой, ты бы видел его лицо, когда он просил тебя найти… А ты о нём так… Да знаешь, кто ты после этого!
— Я ненавижу эту московскую шавку всей душой! И да, я прекрасно знаю, кто я. Я — не москаль, но русский, и по закону, и по вере православной, а не природе. А вот вы что-то забываетесь, где находитесь. Попутали границы, да? — Дмитрий был разъярён. Такого результата «игры» не ожидал никто. — Чтобы завтра с утра и духу вашего не было в городе! Иначе пеняйте на себя, мои люди за меня костьми готовы лечь, не то что прошерстить город. Так что в ваших интересах убраться поскорее. Можете даже сегодня вечером. Чига, будь добр, уведи их, пока не разозлили меня окончательно.
Воронеж поспешил исполнить просьбу атамана, так как характер его он знал хорошо, и это давало ему повод опасаться ещё большего эмоционального взрыва.
Тем временем оставшиеся на постоялом дворе Орёл и Морша разговорились. Тяргон был для Вани тем самым новым знакомством, которые он так любил. Добавлял интереса и тот факт, что Морша был олицетворением не просто какой-то территории, а сразу целого другого народа — мокши.
— А каково это — представлять целый народ? Вот у нас у русских же как: нас много, и все мы разные, но, тем не менее, ощущаем себя частью единой большой семьи.
— Ну, как тебе сказать… — Замялся Тяргон, улыбнувшись. — Обычно. Нет, серьёзно: глядя на вас, я не чувствую никакой разницы между нами. Ну, разве только имя у меня немного непривычное для вас, но ведь это не должно смущать, правда?
— Имя… А что, если подобрать для тебя русское?
— А такое есть? — Удивился Морша. — Подобная идея уже приходила мне в голову, но я не смог подобрать похожее, поскольку не знаю все варианты ваших имён…
— Хочешь, помогу? — Загорелся Ваня. Он не жалел времени на помощь другим людям и олицетворениям, и всегда искренне радовался, когда его поддержка приходилась к месту.
— Было бы неплохо. — Снова улыбнулся Тяргон, полностью полагаясь на мнение нового друга. — Если у меня будет русское имя, то, возможно, и Лерик станет относиться ко мне хотя бы чуточку лучше…
— А почему он так тебя не любит? Ты сделал что-то плохое? — Орлу всегда были интересны мотивы поступков окружающих, а уж в случае с Ельцом узнать, почему тот так себя вёл с Моршей, было любопытно вдвойне.
— Ну… Я уже рассказывал свою историю… Главным образом он ненавидит меня за то, что я был вынужден служить тем, кто убил его отца. Да, я смалодушничал, но ведь желание жить заложено в нас природой и, порой, из-за него мы поступаем… по-свински.