22 мая 1571 года, г. Орёл.
Но провести её в тишине и спокойствии Ване было не суждено. Глубоко за полночь он был разбужен громкими криками, которые, как ему показалось сначала, шли отовсюду: и из помещений, и с улицы. Он отчётливо слышал топот, беготню, лязг доспехов и оружия и, конечно, многоэтажный мат, сопровождавший всё это. Из всего этого гомона сложно было что-либо разобрать, но, когда до его ушей долетело слово «татары», он понял всё.[1]
В одно мгновение по его телу пробежал холодок, а в голове пронеслась мысль о том, что его только-только обретённые друзья, возможно, уже мертвы. Страх сковал его тело. Пугало всё: и возможная встреча с самым главным врагом его жизни и то, что он может уже никогда не увидеть ставшие ему дорогими лица. А ведь он так и не поцеловался с Курском…
Но, даже если того уже нет на свете, то его мастерство и дело всей жизни пропадать впустую уж точно не должны, а потому, собрав в кулак остатки воли и вспомнив всё то, чему его учил Глеб, Орёл поднялся и, быстро одевшись, вышел из комнаты.
«Что ж, Глеб, — думал он, застёгивая на себе крепления доспеха, — наверное, я не смогу выполнить твоё задание, хоть оно и очень важно для тебя, для меня и для страны в целом. Я просто… Не могу ехать дальше в Москву, не узнав, что стало с тобой и… Остальными, конечно. Ладно. — Оборвал он печальные мысли. — Если я погибну, то хотя бы как герой. У Москвы, если что, и так защита есть: мама, ты ведь справишься, верно? А мне пока что важнее всего не попасться в плен.»
Только после того, как Ваня приготовился к бою по всем правилам, он показался на улице.
Сказать, что внутри крепостных стен было людно или тесно — не сказать ничего. Оно и понятно: следуя веками проверенному принципу, жители прилегавших территорий в минуту опасности искали утешение внутри хоть сколько-то защищённого места.
Продираясь через толпу к воротам, Орёл спешил воплотить свою идею в жизнь.
Он немного дрожал, когда подходил к стрельцам, дежурившим у входа и уже готовым отбивать неприятеля у последнего рубежа.
Он дрожал и тогда, когда, после короткого и сухого объяснения, его всё-таки выпустили из уже почти осаждённой крепости. Двое стрельцов всё же пошли с ним, надеясь хоть как-то защитить столь дорогое им олицетворение, но Орла это почему-то заботило мало. Больше всего его волновала встреча с тем, кто, в его понимании, был одним из самых жестоких олицетворений своего века.
Теперь, когда между войском врага и последним оплотом жизни в его главном городе не осталось ничего, кроме него самого и двух несчастных рядом, он почему-то уже был спокоен. Ваня смотрел перед собой, но не видел ничего: ни трупы на его улицах, ни горевших зданий, ни его врагов, грабивших и убивавших всё, что только попадалось под руку.
«Интересно, а отец Ельца и Воронежа погибал также?..»
Не обратил он внимания и на то, как метко пущенная с улиц стрела пробила голову одного из его так называемых телохранителей, и тот упал замертво ещё у ворот.
Как олицетворение он, конечно, чувствовал боль своей земли, своих людей, но сделать с этим уже ничего не мог. Нападение было слишком внезапным, а защитников города и крепости — слишком мало для того, чтобы хоть как-то отразить атаку. И потому Ваня собирался поступать единственно верно, как думал он в той ситуации — поговорить с Крымом. И, возможно, сдаться в плен при условии, что Бахчисарай оставит в покое его землю. Олицетворение же ценнее, чем просто люди, ведь так?..
Отойдя от въезда в крепость на значительное расстояние, Орёл всё ещё блуждал взглядом по стану врага. Делал он это не просто так: Ваня искал кого-то, кто мог бы сойти за их командира, но пока что никого, хотя бы отдалённо подходившего под примерное представление парня о нём, не находил. Он и его спутник уже давно были замечены татарами, но никто так и не решался нападать на них. «Поняли, что я не совсем человек? — Усмехнулся он про себя, — И теперь… Ждут главаря? Или моё поведение просто слишком странное?..»
Через несколько минут длительного ожидания, когда уже даже несколько воинов-татар, оторвавшись от столь любимых занятий, стояли чуть поодаль и смотрели на него едва ли не в упор, Ваня вдруг заметил, как к ним откуда-то из глубины улиц подъехал всадник. На вид он был весьма молод, но вот одежда и доспехи его, как и в целом всё убранство, заметно отличались от окружавших его воинов в лучшую сторону. Неужели это и был сам… Бахчисарай?
А затем он развернулся к всё ещё стоявшему напротив Орлу и заговорил на практически идеально чистом русском.
— Так вот какой ты, новенький! — Он усмехнулся и сразу же продолжил. — Какая сегодня прекрасная ночь! Подумать только: тот, кого я так долго не мог поймать на его же земле, наконец-то показался мне! Я-то представлял тебя похожим на того бугая, Курска, но тебе удалось меня удивить.
— Ты ведь Бахчисарай, да? — С трудом заставив голос быть ровным, решился спросить врага Орёл. Пришлось кричать, ведь Крым, — хотя, он ли это? — был ещё далеко.
— Что, тебе разве не рассказывали обо мне? Мне казалось, что моя слава идёт впереди меня. Что ж, Орёл, вот мы и познакомились. — Он двинулся к Орлу и, проехав буквально несколько метров, остановился.
— Я тебя не боюсь! Просто скажи мне: как тебе удалось так быстро добраться сюда? — Ваня ещё крепился, но его силы, как и самообладание, таяли с каждой секундой.
— Хм, а тебе многого не сказали. — Татарин спешился и ласковым шлепком отогнал лошадь ближе к своим. Почему-то думая что Крым будет выше него, Орёл не мог не отметить роста татарина, столь схожего со своим собственным. Это обстоятельство удивило парня, но, в то же время, дало ответы на многие вопросы, которые он задавал сам себе раньше. — Я — тень, которая не заметна до самого момента нападения. Я знаю всю территорию от Крыма и до центра Московии лучше, чем кто-либо другой, знаю все ходы и тропы. Если захочу, я и в Москву незамеченным проберусь, и никакой Курск, а уж тем более ты, мне не помеха.
— Что тебе нужно? — Голос Орла задрожал, но Ваня всё ещё пытался придать ему мужественность.
— Э не-ет, так важные разговоры не ведутся. — Крымчанин ещё на пару шагов подошёл к Орлу.
— Что ты имеешь в виду?
— А что, не видно? Смотри: я своё животное отпустил, теперь твоя очередь.
— Но у меня не… — Вовремя вспомнив о стоявшем рядом с ним воине, Ваня осёкся. «Всё правильно, — думал он, — Крым не был бы собой, если бы не отзывался так о людях. Он что, и правда такое чудовище, как и говорил Курск?..»
Немного поколебавшись, Орёл отдал ставшему лишним телохранителю команду отойти к обратно к воротам, но, как только тот, сомневаясь, сделал несколько шагов, его тело было проткнуто меткой стрелой также, как и его товарищ чуть ранее.
— Ну вот, другое дело. — Бахчисарай крикнул что-то подчинённым на своём, словно благодаря за помощь. Вздрогнув, Ваня вновь посмотрел на врага. Его лицо теперь было хорошо видно, и Орёл заметил на нём то, что потрясло его до глубины души — улыбку. Он наблюдал смерть и радовался ей. Ваню передёрнуло.
— Так что тебе нужно?
— Твоя наивность соответствует твоей внешности. — Засмеялся Бахчисарай. — Набрать рабов, конечно. — Слишком приторно и наигранно протянул он следом. — Но, коль я встретил тебя, то, возможно, моя добыча будет поменьше, но куда значительнее, чем простой скот.