Вот и теперь, когда после очередного, на этот раз слишком болезненного, поражения от литовцев его земля была разорена, главный город снова лежал в руинах, а сам он чувствовал себя очень и очень скверно[4], Курск снова был с ним. Глеб не только дал временный приют жителям Орла, потерявшим кров, но и денно и нощно возился с самим олицетворением, мало-помалу вновь вытаскивая Ваню едва ли не с того света.
То, что его старания не прошли даром, севрюк понял в тот момент, когда он, сидя рядом с лежавшим без сознания пареньком, беспокойно сжимал его руку в своей. Вообще, Глеб теперь проводил довольно много времени с подопечным именно так: он то разговаривал с ничего не слышащим Орлом, то просто молча смотрел сквозь него, думая о чём-то и, вероятно, стараясь отвлечься.
А когда, спустя много часов, дёрнулось и само тело Орла, Курск с волнением наблюдал за его пробуждением, готовясь оказать любую посильную помощь.
— Слава Богу, ты пришел в себя! — Когда Ваня, наконец, открыл глаза и начал медленно озираться вокруг, пытаясь вспомнить всё то, что с ним произошло, радостно выпалил Курск. — Я так волновался! Как ты себя чувствуешь?..
— Не очень… — Было видно, что слова давались Ване с трудом, однако Глеб не упускал возможности узнать о состоянии подчинённого напрямую. — Что со мной было?
— После того, как тебя изрядно потрепали литовцы, ты очень долго был без сознания. — Он замялся. — Ты нас очень напугал, некоторые даже подумали, что ты умер…
— Вот как… — Орёл, уже более-менее придя в себя, сделал было попытку сесть, но был вовремя остановлен собеседником.
— Отставить! — Его голос стал твёрже. — А ну лежать! Тебе с такими ранами лучше не двигаться, иначе кровь может снова пойти! — В глазах Вани читалось недовольство, и поэтому последняя фраза Курска прозвучала гораздо мягче, чем первые, больше напоминавшие собой команды.
Но Курск уже не хотел думать о плохом, и потому вернулся к тому, о чём говорил ранее.
— Знаешь, я переселил тебе часть жителей. Твоих же, ну, помнишь, которых когда-то отдавал мне ты… Может быть, это из-за них?..
— Может быть… — Несколько долгих секунд молчания, а затем новая попытка сесть на кровати, снова вовремя предотвращённая Курском. — Курь… Всё хорошо, правда. — Улыбнулся Ваня. — Просто… Не знаю… Кажется, належался уже…
А потом, заметив взволнованный взгляд Глеба, добавил:
— Ну не смотри на меня так, Глеб. Всё хорошо, не волнуйся. Голова и тело еще болят, но вполне терпимо…
— Ну, раз ты просишь… — Было видно, что Курск сомневался, но, заметив уверенность в глазах и голосе Орла, севрюк всё-таки помог тому сесть.
— Слушай, а… Столько перевязок точно нужно? — Воспользовавшись новым положением, Ваня оглядел себя.
— Ты просто не знаешь, как выглядел ещё несколько дней назад…
— Всё было так плохо? — Не обращая внимания на кивок Курска, Орёл принялся ощупывать себя. — Ну… Сейчас я во многих местах не чувствую боли вообще. Это все твоя магия, да? — Хрупкий блондин снова одарил собеседника улыбкой.
— Какая?..
— Ну, твои жители. Скорее всего, это они повлияли. Спасибо тебе. — Его улыбка стала шире и лучезарнее, и только теперь Курск полностью узнал в этом парнишке своего Ваню.
— Мы не можем знать наверняка… — Севрюк смутился. Почему-то ему вдруг стало очень неудобно находиться рядом с Ваней, а тем более — полуобнажённым.
— Знаешь, мне неудобно… — Сидя уже на краю кровати. Орёл недовольно поёрзал. — Как-то… Чувствую себя связанным… Поможешь размотать плечо? Я не достаю до узла, он на спине…
— Но…
Всеми силами стараясь не смотреть в столь манившее, но почему-то и слишком сильно его смущавшее лицо Орла, Курск тщетно искал возможность мягко отказать подопечному в этой просьбе. Не то что бы она была какой-то странной или ненормальной… Нет, в ту минуту она казалась севрюку довольно закономерной и даже правильной, но…
Но было в ней и что-то такое, из-за чего Курском резко овладело волнение, и он сидел, будто на иголках.
— Ты же ещё… — Курск хотел оттянуть неизбежное, но мысль о том, что он, быть может, из-за своей природной серьёзности придаёт ситуации излишнюю значимость, уже заставляла его поддаться игре Орла.
— Мне лучше, правда. — Он посмотрел на севрюка почти в упор. — Правда, Курь. Ну так что?
Под взглядом этих больших, чистых и невинных голубых глаз Глеб уже не устоял. И, так как Ваня поворачиваться к нему не захотел, а лишь только изогнулся, открывая доступ к своей худенькой и стройной спине, Курск завёл обе руки парня за неё. Через пару минут узла уже не было, а снятый с тела Орла самодельный бинт лежал рядом на кровати.
— А можно ещё вот этот? — С какими-то странными нотками в голосе снова попросил Ваня.
Курск медлить не стал и, торопясь, несколько раз случайно коснулся руками кожи Орла. Она была непривычно тёплой, гладкой, очень нежной и мягкой — такой, что Курск в первые несколько касаний даже был удивлён тому, как Ваня при всех их занятиях и сражениях сумел сохранить её столь хорошо. Отвлёкшись на эти мысли, Глеб даже и не заметил, как его подчинённый пододвинулся к нему чуть ближе. Так, что Курск уже мог слышать его всё ещё пока что сбивавшееся дыхание.
Очнулся севрюк лишь от ощущения Ваниных губ, накрывших его собственные и увлекавших его в их первый, неопытный, но довольно чувственный поцелуй. Как будто этого было мало, Ваня ещё и обнял его одной рукой за шею. И, хоть Курск всё ещё не отвечал, Орёл не торопил его, то ли давая привыкнуть, то ли почему-то ещё…
2 августа 1572 года, вблизи д. Молоди современной Московской области.
Сдвоенные атаки принесли свои плоды: с каждым новым ударом Бахчисарай слабел на глазах. Хоть Курск и Орёл и не сразу научились действовать сообща, а Крым продолжал яростно отбиваться, они со временем вошли во вкус и уже подсознательно понимали друг друга. Возможно, происходило это потому, что ранее Глеб учил Ваню и таким образом передал ему свой стиль ведения боя.
Крым сопротивлялся умело и отчаянно, но два противника медленно, но верно, делали своё дело, выматывая его и подводя к краху. Его войско, также зажатое меж двух огней, тоже таяло на глазах, и во многих местах уцелевшие русские добивали уже его остатки.
Видя это, Курск ликовал: неужели, неужели он победил?! Нет, все, победили они все! И кого — самого демона степей, Бахчисарая! И почему же он раньше отвергал любую помощь, желая справиться с Крымом, который явно был ему не по зубам, в одиночку? Каким же глупцом он теперь выглядел в своих же глазах! Нужно было сразу искать помощь, и как же хорошо, что Москва понял это раньше него и дал ему такое указание!
А удары поражали Крыма снова и снова. Он всё реже атаковал сам, предпочитая больше закрываться от них. То, что он попал в свою же ловушку, а также плачевное состояние его уже почти разбитых войск, оставляло в душе Бахчисарая самые противоречивые чувства.
Он ничего не понимал. Как могла проиграть его армия, в несколько раз превосходившая русское войско по численности, вооружённая по последнему слову техники, усиленная лучшими войсками Османской империи?! Его армия, считавшаяся сильнейшей армией всей Европы того времени! Этих русских было же не более тридцати тысяч, как они смогли справиться таким количеством с ним, степным хищником, грозой всех окрестных государств?!
Крым находился в замешательстве. Это состояние, накрывшее его так не вовремя, очень мешало ему сосредоточиться на решавшей всё битве. Он понимал, что уже проиграл всё сражение, и что то, что его войско будет повержено, — лишь вопрос времени. Он ещё мог спасти себя самого, но тяжёлые мысли, бомбардировавшие его голову изнутри, постоянно отвлекали его от хода поединка.