Наш «полк» тоже менялся — он ширился. И, хоть мы, как олицетворения, не могли долго служить вдали от наших собственных земель, на смену нам стало приходить новое поколение, чья земля находилась ближе к границе. Даже та крепость в Чугуеве, давно ставшая нам почти родной, принадлежала уже не Белгороду, а новому олицетворению, не так давно поселившемуся в тех местах.
Первым бросил регулярные занятия Воронеж. Сначала он стал послом — своеобразным звеном, связавшим царство и донских казаков. Затем — корабелом.[2] По мере того, как наши территории всё сильнее уходили в тыл, не было нужды и поддерживать наши умения. Воронежу вторил и Орёл, всё реже и реже выходивший на тренировки со мной. На самом деле и я уже не видел в них особого смысла, ведь я уже даже не был командиром, как раньше, однако желание поддержать себя в боеспособной форме всё-таки толкало меня к регулярным занятиям.
Вместо меня управление границей взял на себя Белгород.[3] Для меня его решение так и осталось немного странным: хоть брат и находился теперь ближе к рубежу, он всё ещё оставался слабее меня и Брянска. Но я не стал препятствовать его желанию. В любом случае то, что он тоже выбрал в качестве основного военное дело, было похвальным и для меня даже радостным. Вот только бы берёг себя, а не как прежде.
От этой мысли меня невольно передёрнуло. Случись что с Белгом снова, я же себе не прощу… Но он так меня уверял…
«Я просто не мог ему отказать. Ничего нового. — Вздохнул я, грустно улыбаясь. — Но он знает, что всегда может на меня положиться. Как и на остальных, думаю…»
Отодвинутая далеко на юг граница позволила Орлу и вовсе бросить службу. Я был не против, так как знал, каких трудов стоило ему стать пограничником. Пожалуй, мне просто было немного жалко терять пусть и не лучшего, но уж точно хорошего — моими стараниями! — воина, но я понимал, что это занятие было совершенно не тем, чему хотел посвятить свою жизнь Орёл. А потому я не стал перечить ему. Тем более, что новое время открыло для него новые возможности: внезапно оказавшись на важной торговой дороге между Россией и Малороссией, где ныне требовалось множество не только людского труда, но и товаров, он смог сосредоточиться на торговле.
А ещё он вдруг открыл в себе писательский талант. Теперь Орёл уже не ограничивался только дневником — в его голове то и дело рождались всё новые сюжеты, которые он спешно записывал на бумаге. Но он ещё не был уверен в том, что они будут кому-то важны и интересны, кроме него самого. И потому они так и оставались лежать в его комнате.
Окончательно он отошёл от военных дел после крупного пожара в его крепости. Он решил не восстанавливать её вообще, и с временем она совсем разрушилась, будто бы знаменуя своим отсутствием новую эпоху в жизни парня.
Мне было жаль видеть это, ведь это сооружение не раз спасало и самого Ваню, и всю страну от множества угроз извне. А ещё оно было символом подчинения Орла мне. Может быть именно поэтому я так за неё держался?..
И, чем сильнее приходили в запустение старые укрепления, тем яснее я понимал: Орёл становится самим собой, он, наконец-то, обретает своё место в жизни.
А я… А я, наверное, должен был просто порадоваться за него, но почему-то не мог.
Лошадь несла меня на юг, а я почти не смотрел по сторонам. Было жарко, в воздухе витали ароматы цветов и трав, призывая к ним пчёл или других насекомых. Они мелькали чёрными точками совсем рядом, в траве, в кронах деревьев, и до меня изредка, но всё же долетало их жужжание.
Повсюду цвела и шумела жизнь: вместе с природой оживали и люди, и я часто встречал в дороге сновавших туда-сюда торговцев. Казалось, во всей стране только у меня одного и было скверное настроение, но о его причинах лучше было и не вспоминать.
Но иногда, обычно на ночных привалах в пути картины из прошлого всё-таки врывались в моё сознание. Они проходили смерчем, оставляя после себя лишь тоску и уныние, а ещё — желание всё вернуть и исправить. Но такой возможности, увы, быть уже не могло.
И, чтобы забыться, я вновь доставал из своего скарба флягу с огненной водой и отпивал несколько глотков. Хранившиеся там же в поклаже яблоки завершали дело, сослужив службу хорошей закуски.
Успокоившийся и отделавшийся ото всех мыслей, я, наконец, засыпал кротким и беспокойным сном, чтобы затем опять проснуться разбитым и продолжить свой путь.
В Российской империи мы снова жили вместе. Сначала в Киевской губернии, затем Петербург отделил меня, Орла и Белгорода в отдельную — Белгородскую. Это было довольно странным решением, ведь я оказался будто меж двух огней: Орлом, который всё-таки время от времени предпринимал небольшие попытки сблизиться и стать парой, и Белгородом, явно невзлюбившим Ваню и всячески пытавшимся меня от него отгородить и отвлечь. Благо, это было нетрудно — я и сам всё ещё думал также, как и в тот день нашего первого поцелуя. Постоянно прогоняя от себя чувство вины и уговаривая, что так будет только лучше, я старался не поддаваться на чары Орла. А они были, да ещё и какие! То, что он очень привлекательный внешне, сам Ваня прознал уже давно, ещё до своего шестнадцатилетия, и в годы нашей совместной жизни пользовался этим во всю!
Неужели он так и не понял моих слов в тот раз? Или просто решил не опускать руки? К счастью для меня — или к сожалению, не знаю — он так и не решился вновь заговорить о наших отношениях прямо. Но даже если бы и заговорил, что бы я сказал ему нового?.. А ещё этот Белг, вечно настраивавший меня против него…
Доходило и до скандалов: Белгород цеплялся к Орлу, а я не знал, что делать, ведь с одной был мой брат, а с другой… Мой бывший подопечный, к которому я испытывал очень и очень смешанные и непонятные ещё пока что и самому себе чувства.
После очередного выяснения отношений Орёл и ушёл. Боже мой, теперь я понимаю, что он терпел это всё около пятидесяти лет, но зачем?.. Неужели и правда ради меня?..
Тогда это казалось мне бредом, но ныне это снова и снова заставляло меня задуматься: а что, если Орёл всё ещё любил меня? Меня, дурака, слишком во многом слушавшего своего брата…
Но ушёл он недалеко. Вот честно, лучше бы я и не отпускал его тогда, чем знать то, что произойдёт дальше.
О том, что Орёл и Брянск счастливо живут вместе в губернии первого, я сначала узнал. Узнал — и не поверил.
А потом как-то раз вдруг увидел их с Брянском рядом, улыбавшихся друг другу так счастливо и влюблённо. В этот же момент моя жизнь потеряла частичку своего смысла.
Я и правда был дураком, раз думал, что Орёл уйдёт просто так, в пустоту. Но почему, ради Бога, почему к моей брату?! Почему…
Вскоре я начал находить его старые рассказы в различных журналах.[4] Их читали, обсуждали, критиковали, но больше хвалили — я всё это знал и слышал. Люди искренне полюбили его работы. Выходило, что Брянск смог дать Орлу то, чего не мог я?..
Однажды я пытался высказать им обоим всё, что о них думал, но ни нормального разговора, ни драки не вышло, а жаль. Ну, не называть же дракой тот единственный жалкий удар, что я отвесил Брянску?
Вспоминая это, чувствую себя полнейшим идиотом: прежде, чем идти разбираться и махать кулаками, надо было хотя бы окончательно определиться в своих чувствах к Орлу, а не как я — тянуть до последнего. И, только потеряв, всё понять.
А жизнь продолжала рушиться. И, хоть я и старался не встречаться больше с этими двумя, новая беда пришла откуда не ждали. Как-то раз, застукав моего любимого младшего брата Белгорода, всегда отличавшегося твёрдыми принципами и высокими моральными устоями, в объятиях нашего раздолбая-Воронежа, я не выдержал. И, хоть при мне там и был только сдержанный поцелуй, я не хотел и не собирался знать больше ничего о них!