— Однако! Бунт на корабле, — покачал головой полковник. — Вас спасло только то, что вы пока необходимы оберштурмфюреру. Но я думаю, он мстительный человек и выполнит свою угрозу, как только вы вернетесь в центр. Трибунал вам обеспечен. Если я правильно понял, эсэсовцев осталось всего двое, вас четверо. Почему вы позволяете им издеваться над собой?!
— Да мы с эсэсманами тогда чуть не перестреляли друг друга! Если бы можно было, мы оторвались бы от банды и до конца войны укрывались бы в горах, никого не трогая. Тем более что Алекс и Крис практически местные, а Гюнтер в горах как дома. Но это считается дезертирством, за это гестапо обрушит репрессии на наши семьи в Германии.
— А чем бы питались? Грабили местное население? — усмехается Лев Давидович.
— Зря вы так о нас думаете. Мы солдаты, а не разбойники. Охотились бы, рыбу ловили, в горах грибов-орехов-ягод полно.
Рассказывает старшина Нестеренко:
— То есть они все продумали. Пауль говорил об этом с такой обескураживающей детской наивностью! Прямо книжка про Тома Сойера, сбежавшего из дома — охотиться, рыбу ловить. Залечь на дно, а где-то в верхних слоях океана пусть бушует шторм войны.
— То есть вам мешают наслаждаться горным отдыхом только оберштурмфюрер и Шамиль? — иронизирует майор. — Ну, так это поправимо! Вы помогаете нам поймать эсэсовцев и бандитов, а потом хоть охотьтесь, хоть грибы собирайте. Совершенно спокойно, ведь никто не сможет сообщить в абвер о вашем дезертирстве.
Мой бедный немецкий друг в полной прострации.
Это что — шутка?!
Вовсе нет. Если он уговорит своих друзей и они сдадут банду, советское командование гарантирует им жизнь и свободу.
— А наши семьи?
— Но откуда гестапо узнает правду?!
Рассказывает рядовой Гроне:
— Благодарю тебя, Господи! Это шанс, на который я даже не смел надеяться. Шанс выпутаться из этой кровавой передряги. Причем шанс выпутаться, не роняя своей воинской чести, не предавая Фатерланд. Шмеккер и Шамиль — кровавые маньяки, они по всем божеским и человеческим законам уже трижды заслужили смерть! А бандиты — вообще унтерменши, о них даже думать не стоит. Их цементирует железная воля предводителя, не станет его — полбанды сразу же разбежится по родным аулам, остальных легко переловят.
Ночью нам инсценируют побег. Мое разбитое лицо и окровавленная немецкая форма выглядят предельно живописно и всем своим видом подтверждают историю о пытках в НКВД. Легенда для оберштурмфюрера такова: русские заподозрили Нестеренко в сотрудничестве с абвером из-за старого знакомства со мной. Спасая нас обоих от расстрела, Серега бежит вместе со мной. Старшина должен убедить Шмека, что настроен антисоветски и готов сражаться за Великую Германию.
Сомневаюсь, что это очень правдоподобно, но без няньки меня не отпускают. Не доверяют.
ЧАСТЬ 2
Рассказывает старшина Нестеренко:
— Задыхаясь от быстрого бега, ломимся через густые заросли боярышника, мокрые колючие ветви хлещут по лицу, сзади постепенно смолкают выстрелы ложной погони — как будто не догнали.
Когда останавливаемся отдышаться, Пауль оборачивается ко мне и просит: «Пожалуйста, не говори никому, что я на расстреле плакал».
— Да что ты! Я, наоборот, скажу, что ты, рванув на груди рубаху, кричал «Хайль Гитлер!».
— Не вздумай!
— Почему?
— Камерады примут меня за идиота.
Поднимаемся все выше в горы и к середине следующего дня доходим до сакли старого чабана. Навстречу выбегает пара здоровенных пастушьих овчарок, но, признав Пауля, начинают дружелюбно махать пушистыми хвостами: видимо, здесь он частый гость.
Седобородый аксакал гостеприимно поит нас чаем с чуреком, его внук-подросток тем временем режет барашка для шашлыка. Конечно, я и раньше знал о лояльном отношении местных к фашистам, но такая идиллия меня коробит.
— У деда сын в банде, — рассказывает мой друг.
Не успело подрумяниться мясо на угольях, как на огонек пришли еще двое.
Судя по описанию, Гюнтер и Крис. Радостно обнимаются с Паулем, хлопают по плечу. Заботливо переодевают его в запасную фуфайку из рюкзака.
Тот рассказывает о своих приключениях в плену у большевиков, но хотя говорит по-немецки, по тону чувствую: приукрашивает и привирает. Он и в детстве умел вдохновенно приврать — этакий юный барон Мюнхгаузен.
Затем из кустов выныривает Алекс — Алешка. Узнав, что я из Грозного, подает мне руку и говорит: «Здорово! Теперь у нас еще хоть один казак в отряде будет. А то я один среди фрицев».