Вся эта чреватая крушением демократии неразбериха в Москве, конечно же, случилась не без участия подземного бегемота. И без того болевшего душой Козлова он подвигнул путем тайного внушения на отчаянный демарш. Уповая на то, что смелость города берет, бегемот послал его в атаку на Кремль. Однако, даже напрягшись что есть сил, он не сумел внушить охранникам-привратникам дикую мысль впустить взбунтовавшихся чекистов внутрь.
Их переговоры с продавшимися демократам коллегами завершились ничем. Тем не менее те явственно колебались. Бегемот понял, что надо только дождаться ночи, когда человек так уязвим для тонких влияний, а тогда уж, поднатужившись, и нанести по их подсознанию массированный удар. Он должен был окончательно склонить чашу весов на сторону мятежников. Последних же он, чтобы не расслаблялись, отправил по адресам агентов влияния мировой закулисы — зачищать гадов.
Берия в своей долгой и бурной жизни одержал немало блестящих побед. Но и ошибки, конечно, случались. Причем порой довольно-таки роковые. Однако он при всем при этом никогда не сдавался. Не намерен он был отступать и в нынешнем своем вполне плачевном положении. Однако, прежде чем кошмарить кремлевских служивых, он решил ликвидировать главную угрозу — Генриха.
Лаврентий Палыч своим изощренным стратегическим мозгом наконец-то вычислил его и раскусил. Он опознал в кровавом беспредельщике, учинившем истребление цвета депутатского корпуса, того зловещего персонажа, который вместе с Троцким являлся в самые жуткие его сны. Очевидно было, что это неспроста, что жив ли, нет ли глашатай теории перманентной революции, но связь между ним и Генрихом наверняка имеется. А в последнее время все явственней проступал к тому же нацистский след…
И Берия решился нанести сокрушительный удар — ворваться в сон Генриха и затоптать его своими могучими ногами-колоннами насмерть. Он такое проделывал не раз с особо неподатливыми и кошмароустойчивыми. Наутро их обнаруживали с загадочным и необъяснимым образом переломанными членами.
Вот и теперь он весь внутренне подобрался, сконцентрировался и ринулся в атаку. Однако нарком-бегемот, к несчастью, даже не подозревал, с кем конкретно он имеет дело в данном случае. Генрих слишком глубоко проникся всеми аспектами учения Дона Хуана, чтобы его можно было застать врасплох. В снах, как своих, так и в чужих, он чувствовал себя как рыба в воде. Причем рыба хищная и проворная, прекрасно осведомленная, какой кошмар за какой корягой притаился.
Жрецы майя говаривали: «Нет, это неправда, что мы рождаемся для того, чтобы жить. Мы рождаемся, чтобы спать и видеть сны». Соответственно область по ту сторону дневного, суетливого бытия ими изучалась глубоко и всесторонне. Учеников своих они окунали туда не наобум, а вели шаг за шагом, знакомя накоротке с кровожадными обитателями сумеречной зоны. Генрих увлеченно изучал эту науку побеждать неведомое. И добился немалых успехов. Соответственно теперь он не падал в невнятный сумбур бестолковых обрывочных сновидений, как подавляющее большинство его некогда соотечественников, а был беспощадным и эффективным воином круглосуточно.
В общем, незадачливый бегемот напоролся на такой мощный и абсолютно асимметричный отпор, что сразу же пожалел о своей опрометчивости. Дело в том, что, пока он не проявил себя так по-дурацки отчаянно, Генрих при всей своей сновидческой сноровке, замечал его только мельком и довольно-таки размыто. Все же Берия был не человек, не демон, а мутант научно-мистического изготовления. С такими ученику краснокожего колдуна дела иметь не доводилось. Однако теперь он увидел потустороннее животное отчетливо, во всей красе. Многотонной махиной оно неслось прямо на него.
Картина, конечно, была необычная, однако ничего пугающего для жреца-сновидца в ней не было. Ему доводилось иметь дело с нездешними чудищами столь жуткого и отвратительного вида, что бегемот, пусть даже гипертрофированно огромный и слегка человекообразный, в сравнении с ними отдыхал. Вот этих-то демонов подсознательного Генрих и призвал на помощь. Злобными гарпиями они принялись клевать растерявшегося Лаврентия Палыча. Он было попробовал их распугать грозным, как ему казалось, рычанием, однако ничего путного из этого не вышло. И вскоре сломленный и непоправимо закошмаренный бегемот позорно пустился наутек по лабиринтам своих же затаенных обид и преступлений.
Они, коридоры эти, кстати, оказались практически идентичны тем подземным казематам, в которых он долгие годы скрывался. Только были они, конечно, не привычно уютными и комфортабельными, а беспросветными и безысходными. А следом неотступно и угрожающе наступал Генрих с жертвенным обсидиановым ножом.