Фрустрированный во всех смыслах этого слова, я никак не мог заснуть до самого звонка будильника.
Застонав, я встал, насыпал Бимеру корма в миску и выкатился на улицу — не потому, чтобы нашел нить, а потому что голова болела хуже, чем с любого похмелья. Память о неисправленном зле — одна из обратных сторон моей работы, а о том, что означает Смит, мне даже думать не хотелось.
Я пошел к «Зиггису», но Энни сегодня не работала. Погода вне меня вполне отвечала моему внутреннему состоянию: гранит серого неба, холодного, гнетущего. И даже телефонные столбы убраны были под мое настроение: вся округа заклеена объявлениями о пропавших собаках и котах. Я знаю, как бы чувствовал себя, пропади у меня Бимер. Хреновое выдалось Рождество для деток, ищущих своих Китти, Бонго или Максика…
Джерри, думай о деле. Соберись.
На Виллоуз я поймал едва заметный запах. Салем-Виллоуз — это парк развлечений, очень небольшой и устаревший. Старые игральные автоматы «прихлопни крота», киоски с жареными пирожками, грохочущие аттракционы летом. Зимой — пустыня, заколоченная и заброшенная.
Но сейчас она не была заброшенной: стояли фургоны Салемской полиции, полиции штата и медэкспертизы. У меня обострились зрение и слух, обонятельные нервы сошли с ума. Смит здесь был, и недавно.
И Вимс тоже здесь был, прямо сейчас. На этот раз он направился прямо ко мне.
— А Штойбен! Что-то часто я тебя вижу последнее время.
Он едва достает мне до подбородка и довольно пухлый. Так что синдром коротышки тоже нашим хорошим отношениям не способствует.
Вот еще одна причина, почему у вервольфов и вампов такая фиговая репутация. Всегда мы попадаемся властям, шныряя на месте преступления, и у них сложилось мнение, что мы — из плохих парней.
Я отпил кофе.
— А я тебя так же часто. Правда, забавно, Вимс?
— Я без смешочков. — Он сложил руки на груди. — Ты что тут делаешь?
— Ищу того хмыря из больницы, который мою сестру стукнул.
Он слегка помягчал — именно что слегка.
— С ней все путем, с твоей сестрой.
Намек, что со мной — совсем не.
— Вимс, не валяй дурака. Я хотел этого гада здесь перехватить.
— А мы-то что делаем? — На миг мне показалось, что либо он меня сейчас стукнет, либо его хватит удар. Он сжал кулаки, а морда у него так заалела, что портные Санта-Клауса могли бы позавидовать.
— Да ты меня понял. — Я старался выглядеть отчаянно — получалось без напряжения в такой ситуации. — Брось, Вимс, это же Клодия!
Рассказы заставляют поверить, что вампиры необыкновенно притягательны. Это так, они выделяют феромон, от которого окружающим становится очень уютно, и это помогает вампирам в лечебной работе. И еще — приличная доза эмпатии, и — да, есть у вампиров определенная притягательность для нормалов, которые эту притягательность считают сексуальной.
В Клодии есть нечто такое, что когда-то сильно поразило Вимса — прямо так между глаз. Ей бы очень не понравилось, что я так ее бросаю под автобус, но если так можно будет добиться, чтобы он не щетинился…
Я видел, что Вимс разрывается между двумя желаниями, но он не хотел пропускать ни одной возможности хорошо выглядеть перед Клодией.
— У нас одна жертва, замоченная. Только уже сильно подсохшая, пару дней назад было дело. — Вимс слегка позеленел: он не выносил вида крови. — Взрезана грудная клетка… сердце изъято.
— О господи. — Я проглотил слюну. — Идентифицировали?
— Бездомный. Я думаю, либо дрых в этом сарае, либо его туда заманили.
— Ты сказал — взрезана?
— Штойбен, ты упырь. — Он вздохнул. — Эксперт говорит — большой нож, судя по виду повреждений. Им нужны еще анализы.
Я кивнул. Если есть что-то, насчет чего мы согласны с Вимсом, то это насчет нежелания экспертов раскрывать детали.
Он замялся.
— Грудная клетка вскрыта, как будто… а, черт. Это мне напомнило календарь рождественского поста — такой, с окошками. Кожа вырезана квадратом, ребра сломаны, чтобы вытащить сердце.