Нельзя сказать, что ее существование было так уж невыносимо. Многие женщины отдали бы полжизни, чтобы вторую половину провести так, как Дина те несколько лет. Путешествия, интересные знакомства, светская жизнь, эпизодическое участие в некоммерческих проектах мужа – она не успевала скучать. Но все это было не то. Дину постоянно преследовало ощущение собственной никчемности. Ей казалось, что она зритель и наблюдает за проходящей мимо жизнью из ложи театра. А ей хотелось участвовать в этом спектакле и срывать аплодисменты.
Их брак продолжался уже три года, когда Дина вдруг осознала: сейчас или никогда. Или она немедленно откажется от этого вялотекущего бесцельного существования, или уже никогда ничего не сможет изменить и всю жизнь будет сожалеть об упущенном времени. Однажды она допустила ошибку, но еще могла ее исправить.
В последний раз Дина решительно поговорила с мужем о собственных планах и, получив очередной отказ, совершила невозможное – ушла от Глеба Ломидзе. Сама не веря тому, что делает, она вернулась в Москву.
Переезд дался ей с трудом. Голова шла кругом от резкой смены климата, образа жизни и социального статуса. Доходило до смешного. Дина с трудом вспоминала, чем мыть посуду и как включать стиральную машину – в последние годы она была полностью избавлена от подобных забот. Впрочем, все эти трудности Дина смогла бы пережить. Но когда за ней в Москву примчался разъяренный муж, изумленный непослушанием жены, вот тут ей стало по-настоящему плохо.
Глеб долго отказывался поверить, что она ушла от него в никуда, подозревая наличие соперника, ради которого коварная Дина отказалась от его любящих объятий. Немалых трудов ей стоило убедить Ломидзе, что она была ему верна и дело совершенно в другом. Услышав про это другое, муж рассвирепел еще больше. Он отказывался понимать причины ее дикой выходки и требовал, чтобы она перестала рушить их счастливую семейную жизнь ради глупого, немотивированного упрямства. Ежедневно охранники мужа встречали Дину около дома и настоятельно приглашали «проехать с ними к Глебу Вахтанговичу». А тот снова и снова просил, давил, пугал и умолял. И в какие-то моменты она была близка к тому, чтобы сдаться.
Она очень боялась оказаться вдруг ответственной за происходящее; сомневалась, сможет ли сама, без помощи посторонних, начать все сначала; ее мучило чувство вины, ведь она разрушала жизнь близкого человека. А еще Дина понимала, что Глеб ей этого не простит и вряд ли она когда-нибудь увидит его снова. Последнее обстоятельство огорчало ее больше всего, ведь она еще любила его и подозревала, что в той или иной мере чувство останется с нею навсегда.
Однако она выстояла. Месяц продолжался этот кошмар, пока наконец оскорбленный Ломидзе не согласился на развод. К тому времени Дина уже нашла работу, очень скромную, не соответствующую ни ее образованию, ни амбициям, но достаточную, чтобы содержать себя. Это был ее плацдарм, где она могла собраться с силами и снова научиться жить в мире обыкновенных людей.
Дина начала все сначала. А о прошлой жизни ей теперь напоминали только сны.
Глава 3
Главный офис компании «Бионик Фуд» размещался в трехэтажном особняке на Новокузнецкой улице. На первом этаже, сразу при входе в здание, находилась приемная. Это был просторный светлый зал с большими окнами на три стороны и бесконечно высокими потолками. Вдоль стен здесь стояли мягкие кожаные кресла, журнальные столики и тропические растения в массивных керамических горшках. Несколько дверей вели из приемной во внутренние помещения офиса и в переговорные комнаты. Тут же начиналась лестница, которая вела на второй этаж, к обширной площадке с кованой балюстрадой. В центре располагалась стойка ресепшен, за которой сидели две девушки-секретарши. В их обязанности входило встречать посетителей и принимать телефонные звонки. Одной из этих девушек и была Дина Кострова.
– Доброе утро, – прозвучало где-то рядом.
Дина очнулась и увидела проходящего мимо директора.
– Доброе утро, Антон Александрович, – поспешно ответила она вслед удаляющейся спине Остафьева.
Каждое утро директор «Бионик Фуд» проходил через эту приемную, каждое утро бросал свое обычное, ни к кому конкретно не обращенное «Доброе утро!», скользил внимательным взглядом по лицам секретарей и поднимался по лестнице в свой офис.