Вадим Хайруллин
Волна пшеничного моря
Порывистый, но теплый обеденный ветер колыхал бескрайнее пшеничное поле. Волны, накатывающие друг на друга, превращали ниву в бушующий желтый океан. Большой орел, словно альбатрос, парящий на восходящих потоках нагретого августовского воздуха, лишь иногда взмахивающий крыльями в поисках добычи, безуспешно догонял свою тень. Его взгляд был прикован к широкой тропинке, разделяющей пшеничный океан надвое и уходящей на север. Только там, на открытом участке земли, орел мог заметить и поразить жертву – полевку, выбравшуюся погреться, словно краб на песчаную морскую косу.
По тропе, интенсивно крутя педали велосипеда и подгоняемая ветром, ехала молодая девушка. Ее длинные густые русые волосы, подражая пшенице, метались, то отстраняясь назад, то закрывая лицо. Долгое солнечное лето не смогло изменить светлый оттенок лица девушки, но сполна отыгралось россыпью веснушек. Легкое ситцевое платье и без того не скрывающее всей красоты молодого тела, поддаваясь порывам, то и дело оголяло бедра.
Вдалеке уже виднелся берег из старого дубового леса. Можно было разглядеть, как бушующая нива ударяла в него своими волнами и бессильно отступала. Очень скоро тропа завела девушку в этот лес и наградила долгожданной прохладой тени. На предплечьях выступили мурашки и приподняли редкие полупрозрачные светлые волоски.
Совсем скоро лес сменился диким зеленым лугом.
Почти сразу девушка остановилась, достала из велосипедной корзины льняной плед, углы которого были связаны между собой, и отправилась пешком с импровизированной авоськой в сторону выкошенной ложбины, оставив велосипед позади. Остатки скошенной травы лишь немного кололи ее голые ступни, привыкшие ходить босиком. Влажный яркий аромат, погибающей от косы травы, ударил в нос девушки и заставил ее на мгновение остановиться и прикрыть глаза.
Впереди блестящей косой взмах за взмахом укладывал пряди травы молодой мужчина. Его смуглая от загара и мокрая от пота тонкая кожа не скрывала движения мышц спины – словно толстые корабельные канаты, приводящие в движение его широкие плечи. Мужчина не видел и не слышал приближения девушки. Лишь спустя время, подобрав прядь травы и протирая ею лезвие своего орудия, увидел, наконец, ее, стоящую совсем близко позади него и смущенно улыбающуюся.
Парень улыбнулся в ответ.
Девушка села на колени и начала развязывать узлы поставленного перед собой пледа. Внутри оказалась полуторалитровая пластиковая бутылка с молоком, полдюжины кусков толсто порезанного бородинского хлеба, несколько слипшихся кусочков копченого сала и пучок зеленого лука с молодыми, еще маленькими белыми луковицами. Пара расположилась на аккуратно разложенном пледе.
Мужчина жадно ел, громко хрустя стеблями лука и пуская тонкие струйки молока по своим щекам. Девушка лишь смущенно смотрела на него.
Голод был быстро утолен малой долей принесенных яств. Вытерев ладонью пот с бровей, мужчина посмотрел на девушку. Ее бедра были почти полностью оголены задравшимся подолом платья, грудь вздымалась и опускалась от взволнованного дыхания. Подняв свой взор выше, он увидел, как она убирает свои непослушные волосы от лица. Они на миг встретились взглядом, после чего девушка, смущенно и улыбаясь, опустила глаза. Мужчина протянул руку. Провел, слегка касаясь, пальцами по ее щеке к уху. Девушка уже без смущения подняла голову. Ее губы еле заметно раскрылись. Через мгновение они слились в страстном поцелуе. Мужчина опрокинул девушку на спину. Его рука сильно сжала ее бедро и проскользнула под платье, оставив чуть заметный влажный след снятого с бровей пота. Грудь девушки поднялась от глубокого вдоха и уперлась в плечо мужчины.
Он открыл глаза. Через огромное зеркало на потолке увидел себя, освещенного лунным светом: немолодой тучный мужчина с мокрым от пота телом и абсолютно несчастным лицом. Двигаться не хотелось – он боялся потерять остатки тех впечатлений, но они все равно растворились в огромном пространстве его богатой, напыщенной, но жалкой от одиночества спальне. Эксклюзивный мрамор и гобелены не радовали его глаз даже в момент приобретения жилища. Десятки доступных женщин, бывавших здесь, не принесли и малой доли тех эмоций, которые он получил этой ночью. Упустив последнюю нить того сна, он повернул голову – золотые помпезные часы, стоящие на тумбе, указывали на четыре часа. Уснуть он уже бы не смог, а до утра еще было слишком долго, но оставаться с самим собой наедине ему не хотелось.
Уже через час он стоял у одной из башен Москва-сити в томительном ожидании того самого человека. Время буквально остановилось: минуты шли словно часы, а часы как недели. К восьми утра у него уже болели ноги – он не мог найти себе места и постоянно ходил, вырисовывая на тротуаре круги и восьмерки. В это время началась суета – менеджеры и клерки как сонные мухи стали стекаться внутрь здания. Он, остановившись около входа, как преданная собака у магазина, вглядывался в лица каждого в поисках нужного. Тот самый человек появился лишь ближе к десяти.