— Несказанно.
Что он делает? Нахуя? Какой-то тип за две тысячи километров Восточно-Китайского моря от него пытается контролировать, как Рыжий проводит свой день. Это ли не пиздец.
— И где вы были? — тихо спрашивает Хэ Тянь.
Его голос вычищен от эмоций, отполирован. Просто тихий и, как обычно, слегка подъёбливый. Рыжий хочет поёжиться, потому что невольно вспоминает свой ебучий сон, в котором он слышал, как этот же голос звал его по имени.
Слышал звон ременной пряжки и…
— Ну, расскажи мне, — еле слышно скалится Хэ Тянь. — Интерес съедает.
Съедает его скорее ответный сарказм, чем интерес.
— Гуляли, понял? — огрызается Рыжий. — Есть в твоём словаре такое понятие? Гулять. Разговаривать. Приятно проводить время. Пожрать мороженого.
— Мороженого, — повторяет Хэ Тянь почти по слогам, как будто слово ему незнакомо. — И какое твоё любимое мороженое?
— Я кладу трубку.
— Я буду названивать целую ночь, если положишь. Подумай ещё раз.
— Совсем больной?
— Поступим так, — говорит Хэ Тянь, и Рыжий раздражённо закатывает глаза. Конечно, мы поступим так, как Ваше Выёбище пожелает. — Ответишь честно на три моих вопроса и гуляй. Я больше отсюда звонить не буду.
— Заманал ты меня со своими приколами, — тяжело выдыхает Рыжий, накрывая глаза свободной рукой. Он против воли вспоминает «Один ужин — и я от тебя отъебусь». И ведь действительно тогда отъебался. Похоже, слово мажорчик держать умеет. — Чё тебе надо от меня?
— Какое мороженое, — с расстановкой повторяет Хэ Тянь, — ты любишь.
— Ягодное. Полегчало?
Хэ Тянь молчит, потом негромко хмыкает. Рыжий силой заставляет себя закрыть рот, чтобы не спросить, что смешного в ягодном мороженом. Оно самое неприторное из всех, которые Рыжий пробовал. Тем более, в детстве они с матерью часто выбирались в парк, чтобы покормить птиц и умять по вишнёвому рожку.
— Ждёшь моего возвращения? — спрашивает Хэ Тянь, и это, кажется, самый простой вопрос из существующих.
— Нет, — отвечает Рыжий, не думая ни секунды.
— Я же предупредил — честно.
— О, поверь, — с издёвкой протягивает он, — чего-то ещё более честного люди пока не придумали.
В мобильном снова что-то шелестит. Хэ Тянь длинно выдыхает, протягивает:
— Хорошо. Тогда последний. — И прочищает горло. — Что на тебе надето?
Рыжий зависает.
— Ты охуел?
— Это простой вопрос, — негромко отвечает Хэ Тянь, пока щёки Рыжего покрываются, судя по жару, красными пятнами.
Единственное желание — прижать к лицу что-то холодное и врезать этому мудозвону между глаз. Этому мудозвону, который сейчас очень тихо дышит в трубку, ожидая ответа.
— Я не собираюсь…
— Тогда я буду звонить вам целую ночь. На домашний номер.
Рыжий шумно выдыхает, садится в постели. Чувствует, как ладони становятся влажными. Блядища. Ему крупно повезло, что он сейчас не находится здесь, тогда бы мажорчику точно не поздоровилось.
Умом легко понять: Хэ Тянь не дебил. Он не стал бы трезвонить им, не стал бы портить о себе впечатление Пейджи, в которой он души не чает. Конечно, можно встать и выдернуть шнур из телефонной розетки в коридоре. Конечно, можно выключить свой собственный мобильный. Можно много чего сделать.
Но сердце колотит по рёбрам, как заведённый мотор.
— Штаны, — цедит Рыжий, едва разжимая зубы.
Хэ Тянь на другом конце линии, кажется, даже задерживает дыхание. Переспрашивает:
— Что?
— Штаны. Штаны, блядь, так понятнее? Дошло?
— И всё? — теперь в его голосе явно слышна улыбка, от которой всегда продирает мурашками. Сегодняшний вечер — не исключение.
— Не испытывай моё терпение, придурок, — выплёвывает Рыжий в трубку, чувствуя, как прохладный воздух из приоткрытого окна обжигает лицо и спину.
— В таком случае, спокойной ночи?..
Прежде, чем Хэ Тянь успевает добавить что-то, он отрывает горячий мобильный от покрасневшего уха и скидывает звонок.
Бросает на кровать.
Зарывается пальцами в волосы, гипнотизирует взглядом погасший телефон. Успокаивает дыхание.
Минуты проходят, но экран больше не зажигается.
Рыжий ненавидит людей, которые вертят окружающими, как им хочется. Однажды он говорил Хэ Тяню, что ненавидит таких людей. Что ему не интересно быть дружком богатого мальчика, с которым хочет ходить за руку каждая вторая девочка из их школы. Он говорил, что ему это вообще не интересно.
Да, ему нужны деньги, но, блядь, всем нужны деньги. Это ещё не делает всех этих людей шлюхами, которых можно купить.