Хэ Тянь по умолчанию считает, что у каждого есть своя цена. У него мозг сложен как-то иначе. Из цифр с нулями и из деньжат его стрёмного папаши, которого даже сам Хэ Тянь, походу, побаивается.
Рыжий уверен: под мажорчиком всегда было подстелено. У него всегда был запасной план. Если не поступит в эту школу, пойдёт в ещё более блатную. Работа? С работой тоже не вопрос — вот Токио, оно для тебя, поехали, познакомлю тебя с партнёрами семейного бизнеса. Квартира? Забирай вот эти хоромы твоего дяди, не стесняйся.
Ван совсем не похожа на Хэ Тяня.
Да, от неё тоже дорого пахнет, но она ненавязчивая, не станет сверлить тебя взглядом (если ты не заикнёшься о том, что девчонки парням не ровня), не будет хватать тебя за руку. Она предпочитает держать дистанцию, Рыжего это вполне устраивает. Её максимум — осторожно коснуться рукава. Никаких насмешек и рывков за поводок. Она стала бы идеальной хозяйкой для какой-нибудь домашней болонки, но с этим не сложилось — у Ван на собак аллергия.
Всё это Рыжий узнаёт о ней во вторник, когда после занятий оказывается, что им нужно в одну сторону: Рыжему на работу, а Ван договорилась о встрече с подругой в парке. В том самом парке, где находится «Тао-Тао».
И голос у Ван приятный.
Его хочется слушать. Как и смех.
— Наш историк очень странный, — смеётся она.
Рыжий согласен — историк полный шиз. После его уроков уходишь с мозгом, взбитым до состояния жидкого пюре.
Ван продолжает:
— Он сегодня рассказывал нам, что все мы сделаны из звездных генеалогических отходов. Ничтожные остатки чего-то грандиозно-огромного — целой цивилизации живых планет пришлось умереть, чтобы появились мы. Ходили на учёбу, мазали тосты маслом, покупали газировку.
Рыжий впечатлённо качает головой.
— Звучит круто.
— Не хотела бы я быть космической мусоркой, — говорит она, поднимаясь по ступенькам в парк. — Только представь. Это довольно угнетающе. Каждый человек — личность, а не пыль мёртвых планет. Он ведь формируется, развивается. Индивидуальность, понимаешь?
Это реально грузит. Невыспавшийся мозг туго скрипит, перерабатывая информацию. Ван замечает это по сложному выражению лица Рыжего.
— Извини, — снова смеётся она. — На меня правда очень странно действуют уроки истории.
— Я с них обычно сваливаю.
Ван слегка морщится, поправляя сумку на плече.
— Не хочу отхватить низкий балл на экзамене. Отец возлагает на меня большие надежды.
Я знаю слова этой песни, — думает Рыжий. Господи, у всех деток богатых родителей мысли в первую очередь о том, как бы отхватить кусок пожирнее. Как меня занесло в это болото?
Ван внезапно останавливается и выдыхает:
— Ой.
Так резко, что Рыжий случайно налетает на неё плечом. Поднимает взгляд и застывает. Примораживается к асфальту.
— Ой, — повторяет за ней Хэ Тянь.
Рыжий думает: ёб твою мать.
Хэ Тянь наклоняет голову и переводит на него прищур тёмных глаз:
— Привет.
Он чувствует себя идиотом.
Тем самым единственным парнем, которому не сообщили о розыгрыше, а теперь он таращится на Хэ Тяня, сидящего на своей любимой лавке напротив «Тао-Тао» и понимает, что мысли застряли в мозгах, а слова — в глотке. Как косточка, перекрывшая доступ кислорода. Рыжий вот-вот начнёт задыхаться.
— Хэ Тянь! — восклицает Ван. — С возвращением! Йонг говорил, что ты приедешь на этой неделе, но не упоминал, когда именно.
— Спасибо, конфетка, — сладко улыбается тот, и Рыжий торопливо отводит глаза. Судорожно надеется, что это не выглядело слишком палевно. — Самолёт приземлился пару часов назад. Я успел только вещи домой завезти.
Сучий Йонг ни хуя ему не говорил.
Йонг — придурок, который вываливает информацию сотнями тонн за раз, который вообще не фильтрует её. Он никогда не говорит о самом, сука, важном, зато о херне может заливать часами.
— А что ты здесь делаешь? — Ван словно не замечает Рыжего, статуей застывшего по правую руку от неё. Просто приветливо улыбается. Это какой-то из видов искусства.
Идеальный человек для маскировки чудовищной неловкости. Ван нужно брать на политические переговоры враждующих стран — она будет мило беседовать с оппонентами в перерывах между нажатиями на красную кнопку запуска ядерных ракет.
— Жду своего друга. — Взгляд Хэ Тяня держится на ней, но Рыжий костями чувствует, о ком он говорит. — А… вы?
— Просто гуляем.
— Просто гуляем, — с выражением повторяет Хэ Тянь, растягивая губы. Циркач, блядь. Рыжий сжимает челюсти.