— Руку убери, — говорит Рыжий, глядя в сторону.
Пальцы легонько массируют, прежде чем провести по позвонкам и исчезнуть. Ощущение прикосновения остаётся — шея горит и чувствительно покалывает.
— Ты мрачный какой-то, — легко замечает Хэ Тянь, как бы между делом.
Блядь, у меня уйма поводов быть мрачным, — думает тот. Вместо этого говорит:
— Проблемы на работе.
— Начальник опять наезжает за курение?
— На другой работе.
Хэ Тянь тут же напрягается. Рыжий не смотрит на него, но чувствует — напряжение мажорчика всегда легко почувствовать. Он ненавидит Клетку. Реально ненавидит, без приколов. Так чисто, почти по-детски. Если бы мог, он бы стёр её с лица земли, наверно. Поэтому лучше держать его от Клетки подальше.
— Какие проблемы? — спрашивает слегка изменившимся тоном.
Рыжий тут же сжимает челюсти. Отвечает жёстко:
— Нет, в это ты точно лезть не будешь.
Видимо, получается реально жёстко, потому что Хэ Тянь не спорит. Может, просто проявляет… что? Уважение? Уступает? Идёт навстречу? Демонстрирует свою покладистость?
Он молчит пару минут. Потом говорит:
— Проблемы конкретно у тебя?
Да господи.
— Нет.
Они молчат ещё шагов двадцать, потом Хэ Тянь цепляет его за рукав. Рыжий раздражённо оборачивается.
— Да чего тебе, ну? Чего доебался?
— Если проблемы будут конкретно у тебя, — говорит Хэ Тянь, и вопросительная интонация в этом не-вопросе отсутствует, — ты сообщишь об этом мне.
— Ага, — выплёвывает. — Обязательно. Как прикажете. Десять раз.
Взгляд тёмных глаз скользит по лицу Рыжего. Вот это уже реально бесит. Эта суперзабота или что это за херня. Как с ребёнком. Как будто Рыжий может обделаться в любой момент. Он, блин, семнадцать лет как-то сам справлялся. А теперь…
Сложно понять, о чём думает мажорчик, потому что губы у него сжаты, но взгляд слишком мягкий для злости. Внезапно становится жаль, что они на улице, и мимо — как раз — неторопливо проходит мамаша с коляской, в которой спит какая-то малявка. Потому что хочется много чего сказать, много чего не-для-чужих-ушей.
Много чего о том, на кого Хэ Тянь может вот так смотреть, и на какую глубину ему следует пройти нахуй.
Но напряжение покидает его лицо так же быстро, как появляется. Его губы, — как можно было вообще родиться с такими губами? — растягиваются в кривой улыбке, которая тут же трогает глаза. Собирает гладкую кожу тонкими морщинами. Дразнит ямочкой.
Сука, беспомощно думает Рыжий. Так это и происходит. Одна улыбка — и мир заканчивается.
— Не злись, — говорит Хэ Тянь.
Рыжий смотрит на его зубы. Мелькнувшие, нижние. У него, как у волчонка, клыки слегка выступают. И сверху, и снизу. Залипнуть можно, если заметишь. И взгляд отодрать от этого зрелища нереально.
Потому что мозг, сучий мозг, сучий больной мозг уже представляет себе, как эти зубы прихватывают его, Рыжего, нижнюю губу, во влажном укусе. В таком укусе, который с языком, с частым, горячим дыханием, с жёсткими, сильными руками, сжимающими челюсть. Привлекающими к себе за шею.
И в животе тяжело опускается, почти сводит. Сводит поясницу. Сводит лопатки. Сводит сердце.
Бля-ядь.
Это не честно. Он не соглашался. Он ни хрена этого не хотел!
Рыжий в немых психах отводит взгляд, разворачивается, шагает по улице дальше и понимает, почему Хэ Тянь продолжает улыбаться. Потому что — и контролировать это никогда не выходит — кончики ушей у него снова становятся ярко-алого цвета.
— Я испеку пирог!
— Мам…
Рыжий понимает, что сказать ей было плохой идеей, когда Пейджи в ту же секунду разводит бурную деятельность. Несётся в гостиную, гремит чем-то, возвращается с перекидным блокнотом на пружине и карандашом. В блокноте в основном выписаны суммы счетов за электроэнергию, телефон, водоснабжение, небольшие долги, которые нужно возвращать соседям. Куча перечёркнутых и обведённых в круги цифр.
Это блокнот прожжённых должников.
Пейджи шлёпает его на стол и громко вырывает чистый лист из средины.
— Я напишу список продуктов, которые мне нужны для пирога.
Рыжий пытается снова:
— Мам.
Но Пейджи перебивает его — целится тупым концом карандаша в лицо и говорит:
— Ни слова, Гуань. Это лучший повод, чтобы немного расслабиться.
День рождения долбаного придурка, который разрушает мою жизнь — это вообще не повод. Вот, что хочется заявить в ответ. Но выходит только опустить башку и потереть лицо ладонями. Пробормотать сдавленно: «блин».