— Что за нафиг, — говорит, — случился?
Хэ Тянь снова подвисает в тягучей тишине. Как будто вслушивается в его голос. Сука, что происходит.
Рыжий спускает ногу с кровати, чувствует ступнёй прохладный пол. Он не совсем шарит, что делать, но мозг действует раньше, чем сознание. Потому что до Рыжего доходит, что он больше не сидит на кровати, только когда выхватывает из шкафа толстовку. Потому что до Рыжего доходит, насколько ему жутко, когда руки уже совсем холодные, а пальцы начинают дрожать.
— Э, алло. Ты слышишь меня, не?
Он мысленно приказывает себе не паниковать, только горло отчего-то жмёт: голос глухой. Сердце колотится по-дурному.
— Ничего не случилось, — говорит Хэ Тянь. — Просто…
Его голос сходит на нет вместе со словами.
Рыжий, наполовину одетый, застывает, держась за ручку двери.
— Просто иногда снится полная хрень. И предчувствие ещё такое… дебильное, — негромко заканчивает Хэ Тянь, и слышно, что голос у него севший. Как будто только что действительно спал.
Рыжий открывает рот, но не знает, что сказать. Представления, блин, не имеет ни малейшего.
Хэ Тяню приснился кошмар? Один из этих отвратительных снов, которые оставляют после себя ледяной пот и астматические спазмы в глотке? А чего делать-то в таких ситуациях, бля?
Он судорожно вспоминает, как в детстве просыпался посреди ночи от собственного вопля, как Пейджи вбегала в его комнату и крепко обнимала, прижимала к себе.
А потом приносила стакан тёплого молока. Может, спросить, есть ли у него молоко.
Пока Рыжий лихорадочно пытается сложить в голове два плюс два, Хэ Тянь, походу, слегка приходит в себя. Возвращается в нормальное состояние. Прочищает горло.
Говорит уже другим голосом:
— Правда, прости. Не хотел будить. У меня, — он запинается, — бывает. Иногда. А после того, как мать… короче, сейчас чаще.
Рыжий сглатывает. Слушает:
— Уже реально поздно. Блин.
Он не думает, сколько времени. Он лихорадочно подсчитывает наличку в уме, соображает, хватит ли рассчитаться за такси. Пешком тоже можно, но до него час переть, за час его опять может накрыть. Или нет? Или это единоразовая акция?
— Приехать? — прямо спрашивает Рыжий, и Хэ Тянь резко затыкается.
Неуверенно переспрашивает, как будто ослышался:
— Что?
Явно не ожидал. В грудине тянет, но привычное раздражение спасает ситуацию:
— Я спрашиваю: хреново тебе? Не тупи. Я приеду.
— Нет. Нет, нормально, оставайся дома. Просто подержи трубку пару минут, если не впадлу.
Рыжему не впадлу. Он продолжает сжимать пальцами ручку двери и думает: я бы что, щас внатуре к нему приехал? Посреди ночи?
А потом думает: конечно, нет. Просто психанул. Растерялся. Маленько запаниковал.
Думает: вот же хренотень.
А потом: подержать трубку пару минут? Серьёзно?
— Я тебе так скажу, — сообщает Рыжий, садясь обратно на кровать, — ночью звонить и молчать в мобилу — это высший уровень стрёма. Ты переплюнул сам себя.
Хэ Тянь коротко смеётся на другом конце линии. Рыжий против воли вспоминает, как он звонил из Токио. Вспоминает его вопрос «что на тебе надето?», вспоминает, как тогда шарахнуло. Как будто на хвост каблуком наступили.
— Ты уже спал?
— Нет ещё.
— Что делал?
Дрочил на твою улыбку.
— Да так, — говорит Рыжий и морщится. Зарывается пальцами в волосы. — Душ принимал.
— Душ принимал, — смакует Хэ Тянь. — Я-я-ясно.
Ну, вот и ладушки, думает Рыжий. Вот и попустило. Вернулся мажористый долбаёб.
— Если ты щас спросишь, что на мне надето, я реально приеду и сломаю тебе нос. Имей в виду.
Хэ Тянь шутит что-то о невыполняемых обещаниях. Рыжий хмыкает.
Хэ Тянь тут же интересуется:
— Это что сейчас было?
— Где?
— Ты что, улыбнулся?
Рыжий моргает.
— Нет.
— Хорошо. Было бы обидно пропустить это. Если ты, конечно, ещё способен на такой подвиг.
— Чё ты несёшь… — качает он головой и трёт лицо свободной рукой.
— Я не шучу. Ты хотя бы перед зеркалом тренируйся, если считаешь, что твоя улыбка не для простых смертных. Я слышал про атрофирование мышц, очень неприятная штука.
— Иди в жопу, мажорчик.
Хэ Тянь опять посмеивается. У него уже почти нормальный голос. Рыжий ловит себя на том, что вслушивается в его смех. Пытается вычленить что-то опасное, что-то, обо что в этом смехе можно пораниться. От чего следует убежать.
И не может.
— Ну, всё? — ворчит он. — Попустило тебя? Мандуй спать.
— Да я в постели. Нужно только глаза закрыть.