— Всё нормально. Он из моей школы.
— А! — радуется Трип. — О-очень приятно! С-садись, выб-бирай что хо-очешь. М-мы сделаем тебе скидку.
— Ни хрена. Никакой скидки.
— Д-да ладно тебе, Рыжий! Жирдяй всё равно уп-пиздовал, — удивляется Трип.
И повторяет:
— Да ла-адно тебе, ну.
Рыжий молча смотрит на него, пытается вложить в этот взгляд что-нибудь вроде «хватит поощрять этого мудилу» или «просто молчи и протирай свои стаканы». А Трип реально удивлён — его глаза сейчас почти круглые. Как будто нормальный человек может отказаться пробить обед своему другу со скидкой. Хэ Тянь тоже смотрит на Трипа — внимательно, как-то даже вдумчиво. Рыжий замечает этот взгляд.
Спрашивает резко:
— Чё тебе тут надо?
Хэ Тянь возвращает своё внимание к Рыжему. В выражении его глаз остаётся что-то… похожее на заинтересованность. От этого неприятно першит в горле и в рёбрах.
— Был тут недалеко. Решил пообедать с тобой.
— Со мной? — раздраженно переспрашивает он.
— Да, с тобой. — Хэ Тянь протягивает руку, берёт бумажный пакет с красной эмблемой, покачивает перед лицом Рыжего. — Видишь. Это сэндвич с курицей. Ты ж любишь.
— Чувак, ты п-прости, у нас со своим н-нельзя, — тут же гудит сбоку Трип. И оживленно показывает в сторону служебной двери: — Н-но вы оба мо-ожете пообедать на заднике. Там с-столик для персонала и…
— Заткнись, — шипит Рыжий. Бросает полотенце на стойку, выдирает из рук Хэ Тяня бумажный пакет и жмёт его в пальцах. — Тебе делать нехрен?
— Говорю же, — жмёт плечами Хэ Тянь, — просто проходил мимо. Если тебе некогда, я пойду. Но поешь, — он кивает на пакет, потом смотрит в глаза своими, тёмными. Ядовитыми. — Не жрал же с утра. Я знаю.
Отрава.
— Да, он н-не жрал, — подтверждает простой и ответственный Трип, на автомате натирая стеклянную чайную чашку. — Риал, иди, Рыжий. Я по залу п-подстрахую.
Подстрахует он. Дятел.
Рыжий переводит злобный взгляд с Хэ Тяня на Трипа и обратно. До него доходит одна очевидная вещь: эти парни даже не знакомы, а Трип уже покорён. Как, как это, блядь, работает? Что это за злоебучая магия такая? Неужели людям нужно носить специальные шапочки из фольги, чтобы не западать на этого мудилу вот так, с ходу?
Он рывком дёргает завязку фартука сзади, снимает верхнюю петлю через голову. Швыряет его на полку под стойкой — оттуда гремят старые сложенные в кучу холдеры.
— Пошли, — бросает Хэ Тяню уже на ходу.
Он оборачивается как раз в тот момент, когда Хэ Тянь благодарно подмигивает Трипу и проскальзывает за стойку. За кассу.
За Рыжим.
Сука, он реально ему подмигнул?
Трипу? Хэ Тянь — Трипу?
В тот момент, когда два мира Рыжего смешиваются, почти соприкасаются между собой, жгучее раздражение — это последнее, что он рассчитывал почувствовать. Думал: может быть, это будет страх. Может, смущение. Разочарование. Но сейчас он чувствует только злость. Злость не на то, что Хэ Тянь в очередной раз не послушался никого, поступил так, как захотел, блядь, поступить. Просто потому что так привык.
Рыжий бесится из-за этого жеста — микрожеста — Хэ Тянь подмигнул Трипу. Как… как девке с симпатичной задницей.
Твою мать.
Он лихорадочно выстраивает перед собой образ Трипа, как когда-то пытался выстроить в сознании лицо своей мертвой бабки, которую должен был помнить, но вдруг понял, что забыл почти сразу после похорон. С Трипом вышло полегче — наверно потому, что он ещё жив. У Трипа короткий ёж волос, правильной формы лицо, которое слегка напрягается, когда он заикается: особенно лоб и щёки. Его родаки вроде как приезжие, так что глаза у Трипа то ли серые, то ли зеленые. Ресницы длинные. Как у бабы. Блядь. Серьёзно?
Серьёзно?
— С мамой поздоровайся, — слышит Рыжий свой примороженный голос, когда они проходят мимо окна на кухню. — Она на смене.
Хэ Тянь тут же наклоняется и машет рукой, и блистает широкой улыбкой, которую отражают в себе вытяжки и плиты, отражают в себе лица поварих и, конечно, Пейджи. Пейджи на седьмом небе от счастья. Она говорит что-то доброжелательное. Зачем-то за что-то его благодарит. Кто-то на кухне весело смеётся — мажорчик сказал что-то смешное. Рыжий закрывает глаза, сжимает в руке пакет с сэндвичем и понимает, что если он сейчас позволит себе сказать хоть одно слово, одно долбаное словечко — его понесёт. Поэтому просто стоит у двери на задник и ждёт, когда закончится этот цирк.
Хэ Тянь подходит к нему, когда мысленно он раз третий его избивает до потери пульса.