Зачем?
Она поднимает взгляд, тут же улыбается шире. Рыжий кивает в ответ, стискивая пальцами рукава домашней футболки.
— Ты мне расскажешь, где взял щенка? — спрашивает она. Наперекор улыбке, голос слегка звенит.
Конечно, это никогда не будет озвучено, но Пейджи знает, что Ли воровал. Ворует. Что они с Рыжим уже несколько лет плотно общаются между собой. И не нужно ничего говорить, чтобы понять, чего она боится. Что её чудесный сын нахватается плохого. Поддастся влиянию.
В башке печёт отголоском мысли: наверное, поэтому она настолько восхищается… не Ли.
Пожалуйста, заткнись.
— Чжо подогнал.
Выражение лица Пейджи меняется. Оно становится напряженным, слегка хмурым.
— Мальчик, который заправляет в том ужасном месте?
— Ему тридцать один, мам, — устало протягивает Рыжий. — Он не мальчик.
— Тридцать один?
— Я сам недавно узнал.
Пейджи ловит Зефира, тот вырывается, пытается поймать пастью её руки и виляет хвостом. Рыжее ухо нелепо изламывается навыворот. Рыжий не улыбается — молча смотрит на это ухо и прикусывает кончик языка.
Хули с псиной-то теперь делать?
— Милый, я боюсь, мы не сможем его…
— Я знаю.
Он не дебил. Собака жрёт много денег, которых нет. Просто нет — так бывает. Они еле сводят концы с концами. Точнее, скорее даже не сводят, чем…
— Это должен был быть подарок. Но как-то пролетело. Ну, короче, — Рыжий почти сплёвывает куда-то в сторону. Чувствует, как напрягается челюсть и глотка. Да что ж это за нахуй-то такой. Успокойся. Всё заебись.
Давно же мечтал.
Давно хотел, чтоб вернуться домой и подумать: всё. Теперь — точно.
Хотел — получи. Что не нравится?
А не нравится то, что хотелось иначе. Хотелось на своих условиях. Хотелось самому хвостом махнуть, дать в бубен, сказать, прорычать: мне надоело, — и до свидания. Свалить, смыться. Оставить его хлопать глазами и молча открывать рот, как сраный окунь, выброшенный на камни из воды.
А не вот так. Когда приходишь, а тебе в лоб хуячат из двустволки. И на этот раз не улыбкой, а реально. Подрывают землю прям под подошвами кед.
Так, блядь, нельзя. Лучше раз в переносицу получить, чем так.
Когда будто от одной фразы вырубает внутри всё. И — полный оффлайн. Штиль. Да, штиль. Рыжему нравится. Это почти коматоз, как в криокамере. По крайней мере, взгляд так же примораживается к предметам. Как сейчас — к подвесной книжной полке в гостиной. Хули он на неё уставился?
Рыжий переводит взгляд на мать, она смотрит, как будто ждёт ответа на свой вопрос.
Рыжий переспрашивает:
— А?
— Это подарок для Хэ Тяня?
Имя сжимает сердце. Кажется, что сейчас дёрнется лицевой нерв.
— Да.
— Это замечательно, милый. Уверена, ему понравится. Как только он освободится…
— Ты помнишь Ван?
Пейджи резко замолкает. Выпускает Зефира, рассеянно чешет его за ухом.
— Девушка, с которой вы гуляли?
— Да. Она сейчас приедет. И… Йонг. Он тоже. Хотят попробовать твой пирог.
Пейджи удивлённо приподнимает брови. Зачем-то смотрит в сторону кухни, как будто Ван и Йонг уже там. Возвращается взглядом в сторону Рыжего. Улыбается:
— Хорошо. — Видно, что не совсем понимает, какого хрена происходит, но всё равно: это радость в её голосе. — Прекрасно, что ты пригласил их!
Да уж. Прекрасно. Лучше не придумаешь.
Когда в дверь стучат, Пейджи резко выпрямляет спину. Смотрит в сторону прихожей.
— Уже? — спрашивает она. — Я думала, что они придут немного позже.
Рыжий хмурится. Что-то слабо верится, что где-то неподалёку есть кафе, в котором можно проводить арт-вечеринки. Он плохо себе представляет, как вообще проходят мероприятия типа этих понтовых сборищ. Что богатенькие детишки вообще делают на этих вечеринках. Собираются вокруг какого-нибудь красочного харчка на холсте и обсуждают его глубинную суть, чокаясь бокалами с вином?
В их районе, конечно, есть крытое кафе, в котором продают сэндвичи и хотдоги с пресными сосисками и горьким кетчупом, но вряд ли там проводят мажорные собрания. С холстами и всем вот этим вот.
— Я открою.
— Не спешите, я накрою на стол!
Рыжий глотает тяжелый вздох, идёт в прихожую. Зефир увязывается за Пейджи на кухню. Он своим щенячьим мозгом уже допёр, что именно на кухне может перепасть пожрать, поэтому Пейджи стала его светочем уже через десять минут после первой встречи.