По бокам же государева войска полки братьев его идут разными дорогами, но вровень с главным войском. Версты их разделяют, а идут, будто плечо к плечу, – время своих передвижений соблюдают. Валом нещадным сила московская на всю землю новгородскую навалилась и катится, все сокрушая, через города и села, деревни. Как след движения грозного, полыхают по ночам в небе со всех сторон зарева пожарищ страшных. Сушь – и от горящих сел и деревень леса горят кругом. Дым все застилает, жара, духота, и звери всякие, людей не боясь, по всем тропам и дорогам бегут от огня куда глаза глядят.
Впереди же войск московских, как и звери, страхом гонимые, бегут и беженцы новгородские, и вопли несутся повсюду:
– Идут полки московские!
– Москва тронулась, злей Орды пустошит!
– Сожигает, убивает, полонит!
Смятение и ужас по всей земле, бегут все к Новгороду и с юга, и с востока, и с запада.
Знает обо всем этом Иван Васильевич от вестников, да и сам многое видит. Тяжко ему, и еще больше гневом распаляется он против Новгорода.
– Не моя вина, Господи! – шепчет он, крестясь. – В зле сам и крови яз не повинен…
Такой же стезей, кровавой и огненной, беря полон, сея горе и ужас, стремительно продвигается вперед отряд князя Холмского.
Точно, без промедлений, идет воевода в указанном ему направлении. Пятьсот верст прошли воины московские за восемнадцать дней и июня двадцать четвертого пали нежданно на град Русу, захватили и сожгли этот богатый пригород новгородский. Много тут было бито-граблено и в полон взято. Оба князя – воеводы Холмский и Пестрый – мирно делили военную добычу и воинам давали всякого добра вдосталь…
Обремененные полоном и подводами с награбленным, гоня с собой захваченный скот, двинулись воеводы к устью Шелони, где надеялись соединиться с псковичами и отдохнуть.
– Заслужили отдых-то, – смеясь, говорил князь Пестрый, – ведь по двадцать восемь верст в день-то махали. Токмо сей же день государю надобно вестника слать, Данила Митрич. Ведаешь нрав-то его.
– Ведаю, Федор Давыдыч, – весело ответил князь Холмский, – ибо уж часа два как отослал яз вестника-то. Страх токмо у меня за псковичей. Их тут мы прождем, а новгородцы в обход могут пойти.
– Все ж, Данила Митрич, – заметил князь Пестрый, – надо, как государем Белено, к устью Шелони идти. Токмо где ж тамотко нам станом стать?
– Селенье там есть, Коростыня, в нем и станем. Край самого берега Ильменя селенье-то. Всякую лодку оттуда на озере легко узришь.
Медленно передвигаясь из-за полона и обозов с захваченным добром, князь Холмский повел войско свое к Коростыне, которая всего только в тридцати верстах от Русы, и ночью на двадцать пятое июня без боя захватил деревушку.
Усталые полки, расставив на ночь, где нужно, сторожевую охрану, выставив дозоры вдоль берега озера, заснули, как убитые…
Между тем воеводы новгородские, хотя и много пререкались меж собой и с господой, успели все же собрать два больших войска. Одно поспешно послано было с лучшим воеводой князем Василием Шуйским-Гребенкой в Заволочье против московских воевод Образца и Тютчева. Это сильно ослабляло воевод новгородских, но нельзя было им поступить иначе: самые доходные земли господы в Заволочье. Верно рассчитал удар великий князь московский, послав туда полки свои.
Но делать было нечего, и воеводы новгородские, спешно укрепив стольный град свой, собрали другое войско силой до сорока тысяч воинов, хорошо снарядив их вооружением и доспехами немецкими.
Все же господа была в тревоге великой. Псковичи, сложив крестное целование, пустошат земли новгородские, взяли Вышгород, который в тридцати верстах от града Порхова, что на реке Шелони, и дальше идут к Новгороду. Грозно надвигаются псковские полки, и бегут от них к Новгороду со всех сторон беженцы – с юга, с востока и запада, путая все дела ратные, мешая движению обозов с продовольствием для войска, внося всюду страх и робость, требуя пищи и переполняя города и села.
Казимир же, король польский и великий князь литовский, помощи никакой не шлет, забыл о договоре своем с Великим Новгородом. Сам он увяз в войне с чехами и венграми – хочет сыновей своих королями на престол посадить и в Чехии и в Венгрии. Нет вестей и от хана Ахмата – видно, ждет, когда король польский против Москвы на коня воссядет.
Воеводы новгородские мечутся, как волки на поле, окруженные со всех сторон и борзыми и гончими. Все же, когда получили вести, что передовой отряд князя Холмского далеко ушел от главных сил, решили окружить и разбить его немедля.