Мундиры!
Возможно, без золотых пуговиц, ну да не в них дело.
В Латвии создается армия — и, естественно, будет дорогостоящий офицерский корпус, сплошь из коренного населения. Если от рядовых солдатиков еще возможен какой-то прок (в цивилизованных странах они принимают участие в борьбе со стихийными бедствиями), то от господ в мундирах — одни расходы. Разве что Латвия всерьез соберется воевать с Эстонией из-за салаки в заливе или с Литвой — из-за ведра сомнительной нефти под заливом. Господа в мундирах будут вышагивать перед монументом Свободы, отдавая ручкой честь высоким иностранным гостям.
Кое-какие обмундиренные мне попадаются довольно часто. Это — пограничники и таможенники. Не знаю, что они делают на протяжении всей латвийской границы, но в поездах дальнего следования их функция сводится к тому, чтобы заглянуть в паспорт, под вагонную скамейку и пожелать счастливого пути. Все это они проделывают, правда, очень вежливо, за что их и благодарю сердечно. Насколько мне известно, от их деятельности поток контрабанды и ворованных машин меньше не становится. И если тысячи человек в мундирах получают зарплату лишь для того, чтобы перелистать мой паспорт и пожелать мне счастливого пути, то что-то в обнищавшей стране не так.
Повторяю — обладатели мундироносных синекур сплошь представители коренного населения и, очевидно, сплошь граждане.
В детей вбивают одну мысль — только граждане и представители коренной национальности могут рассчитывать на мундирчик с пуговичками. Если тебе, дитя смешанного брака, уже стукнуло шестнадцать и пора получать паспорт — записывайся в латыши! Пусть ты знаешь по-латышски полтора десятка слов, да и те перевираешь, пусть латышская культура для тебя — загадка навеки, это — ерунда! Стране нужны юные граждане, желательно — мужского пола, потому что страна мечтает об армии! Стране нужны швейцары, чтобы раскланиваться перед богатым Западом и делать ручкой вот этак — добро пожаловать, господин хороший…
И тут-то произошел удивительный прокол, доказывающий наличие русской ментальности в Латвийской Республике.
С одной стороны, власть имущие корили русскоязычное население, что оно вообще никакой культуры и никаких корней не имеет. С другой — получив от Запада дипломатическое «фи!» по поводу закона о гражданстве, рассыпались в реверансах и обещаниях: мол, еще годик — и толпа русской молодежи, натурализовавшись, вольется в ряды граждан! Ожидалось, что в 1996 году эта толпа составит более трехсот тысяч человек. То есть количество мигрантов и колонистов сразу резко уменьшится, а количество призывников — столь же резко возрастет, и уже можно будет выбирать тех, кто пограмотнее.
— А шиш вам! — сказала русская ментальность, но не громогласным хором, а в рамках каждой конкретной русскоязычной семьи. Связываться со всей утомительной бюрократической морокой, которая требуется для натурализации? И поставить под угрозу будущее сыновей? Позволять им тратить время и губить здоровье в армии, в то время как их более удачливые ровесники будут учиться в институтах и закладывать основы карьеры? Да подождут эти (тут следует ненормативная лексика) со своим гражданством!
Мигранты и оккупанты, совершенно не сговариваясь, прокатили политиков со свистом! Теперь государственным мужам приходится объяснять Западу, как это вышло, что обещание не выполнено и количество граждан возросло примерно на пятьдесят тысяч, не более.
Не получается что-то вывести целую нацию вольнолюбивых швейцаров, господа!
А вчера я в автобусе разговорилась с пожилым латышом. Он с трудом собрал по карманам четырнадцать сантимов на билет.
Всю жизнь он проработал на одном из тех крупных латвийских предприятий, чья продукция разлеталась по всему СССР, а от заказов отбоя не было. Сейчас оно перебивается с хлеба на квас, а у собеседника — внук и две внучки, способные ребятишки, обидно было бы, если бы им пришлось, окончив школу, остаться без образования.
Беседа велась на русском языке. Это уже не первый случай, когда латыши среднего и старшего возраста обращаются ко мне по-русски, а на мои попытки перейти на государственный язык отвечают — не надо, мне хочется поговорить с вами вот так, я смолоду так привык (привыкла), я прекрасно все помню…
Так вот, в свое время собеседник отдал детей в русские школы, десять лет назад — внуков. И он, технарь и коренной заводчанин, не хочет, чтобы они переучивались по-латышски. Он хочет, чтобы внуки получили образование на солидном языке, у хороших преподавателей. И собеседник всеми правдами и неправдами старается увезти внука с внучками в Германию. Там они станут не пограничниками, полицейскими и таможенниками, а инженерами и конструкторами — такими, какие еще десять лет назад были гордостью Латвии.