— Говорил ли он что-нибудь тебе, — спросила Джей Джей, — о том, как он относится ко мне? — Джей Джей имела в виду Александра, Джей Джей, которая могла любить себя, только когда ее любили, страшно хотела узнать, как к ней относится Александр. После происшествия в Масатлане, а именно так Джей Джей про себя определила то, что случилось в Мексике, Александр пресекал все ее попытки к близости сексуальной или просто человеческой. Данте проводил с ним больше времени, чем Джей Джей, и Джей Джей ревниво относилась к их отношениям. Александр, который всегда чувствовал себя неуютно среди гомосексуальных мужчин и который однажды уволил дворецкого своей первой жены, потому что он показался ему слишком женоподобным, стал уважать Данте за его сдержанное и разумное поведение в критические часы после смерти Сергея.
Данте тоже изменился. Всегда яркий, склонный к эпатажу, он уже не стремился шокировать только ради того, чтобы шокировать. Он настроился на перемены, думал о том, чтобы покинуть Джей Джей, но Александр попросил его остаться с ней до рождения ребенка, и Данте, который по своей натуре был человеком преданным, согласился. Однако, как только ребенок родится, говорил себе Данте, он будет вести жизнь, в которой будет больше смысла, чем бесконечный поиск наслаждений. В Масатлане он увидел, чем заканчивается снисходительность к самому себе, и многое понял. Вряд ли кто считал его достойным и хорошим человеком, но в основе своей он был именно таким. Он хотел быть добрым и заботливым; он не хотел закончить свою жизнь так, как Сергей Рэймонт.
— Александр не любит меня. Он бывает со мной только из-за ребенка, — говорила Джей Джей. — Ему все равно, жива я или умерла.
— Он благополучно вытащил тебя из Мексики. Он купил тебе эту квартиру, — ответил Данте, оглядывая роскошные комнаты. — Он дает тебе все, что ты захочешь, меха, драгоценности, наряды. Что еще тебе нужно?
— Любовь, — ответила Джей Джей, возвращаясь к предыдущему разговору. — Или даже ненависть. Если бы он ненавидел меня, он бы мог полюбить меня снова.
Она ждала, что Данте успокоит ее своим ответом, развеет ее тревогу. Но Данте молчал, и Джей Джей сама ответила на свой вопрос:
— Он когда-то любил меня. Он полюбит меня снова. Я заставлю его полюбить меня, — произнесла она.
Джей Джей вложила в свои слова отвагу, которой у нее не было. Его равнодушие убивало ее. Против его равнодушия у нее не было оружия.
Дочь Джей Джей родилась в марте в роскошной Американской больнице в Париже. Она назвала девочку Жаклин в честь своей матери, и это было единственное решение, касающееся ребенка, которое ей разрешили сделать. Все остальные решения принял Александр, который уделял Джей Джей и будущему ребенку такое же пристальное внимание, как и приобретению, строительству и эксплуатации любой из своих гостиниц. Девочка родилась в Париже, потому что этого захотел Александр. Он купил квартиру на элегантной авеню Фош, и Джей Джей с ребенком должны были там жить; он обставил квартиру, приказал шефу отдела интерьера его французской компании сделать дизайн и меблировать комнаты, нанял няню для ребенка после того, как поговорил с восемью кандидатами, присланными лучшим англофранцузским агентством, лично выбрал врача, известного специалиста, который присутствовал при рождении детей иранского шаха, и даже выбрал просторную угловую больничную палату, которую должна была занять Джей Джей.
Александр так подготовил рождение ребенка, что когда подошло время родов Джей Джей, это событие было обставлено так, будто речь шла о рождении наследника короны. Палата Джей Джей была переоборудована, насколько это позволяли больничные правила. Стены были выкрашены в теплый желтовато-бежевый цвет, госпитальную мебель вынесли и заменили антиквариатом по выбору Александра, больничное постельное белье заменили на цветастые простыни и полотенца, купленные в элегантном магазине на авеню Монтень. Кипы красочных журналов Нью-Йорка, Парижа и Лондона, а также новейшие художественные и документальные бестселлеры были привлекательно разложены в корзинках и на столах. Вазы с весенними цветами — тюльпанами, фрезиями, лилиями, азалиями и нарциссами мучительно напоминали Джей Джей об ее брачной ночи.
Сами роды прошли без осложнений. Но эмоциональные переживания, связанные с ними, не были нормальными.
Первым поздравил Джей Джей с рождением дочери Александр Рэймонт. Он, который никогда ничего не носил, ни папку для бумаг, ни плащ, ни конверт, пришел с полными руками. Он поставил глиняный горшок с белыми орхидеями на стол рядом с кроватью Джей Джей и подал ей сверток размером с толстую книгу, завернутый в роскошную упаковочную бумагу светло-кремового цвета и перевязанный шнурком золотистого цвета. Он даже принес с собой маленькие золотые ножницы.
— Открой его, — сказал он, стоя у кровати. Он никогда не садился, если мог стоять. Джей Джей даже казалось, что Александру не терпится покинуть ее. Это обстоятельство придавало их встречам нервный характер, и, когда он садился, Джей Джей всегда считала это доказательством своего торжества. Это было одним из безмолвных состязаний между ними, которые и делали их связь такой волнующей и напряженной.
Джей Джей перерезала шнурок, развернула плотную бумажную обертку. В коробке из темно-серой замши, отделанной белой кожей, лежало потрясающее ожерелье из изумрудов, перемежаемых бриллиантами.
— Невероятно. Потрясающе, — произнесла Джей Джей, гладя камни пальцами, проводя ими нежно по рукам. Работа была такая тонкая, что нанизанные камни струились словно шелковистая подвижная ткань. О таком ожерелье Джей Джей и не мечтала, когда описывала Эли Костеру свое сокровенное желание. Она с жадным нетерпением ожидала подарка и часто думала о том, как будет выглядеть это загадочное ожерелье. Однажды в Акапулько Александр сказал, что Эли получил первые камни, показал их ему и что они были такими, как надо, — зеленым бархатным огнем, как и должны быть изумруды. Но после этого Александр никогда больше не упоминал об ожерелье, а Джей Джей никогда не спрашивала, так как вопросы о подарках она полагала недостойными. Сейчас, здесь, после ряда непредсказуемых событий, этот подарок был перед ней. «Может быть, — позволила себе подумать Джей Джей, — он все-таки любит меня, все-таки хочет меня».
— Пожалуйста, надень его на меня, — попросила Джей Джей, протягивая ожерелье Александру. Она наклонилась вперед и подняла волосы с затылка. Она думала, что почувствует его пальцы на волосах, сзади на шее, прикосновение, которое приведет к ласке, и была удивлена, что этого не произошло. Вместо этого Александр пересек комнату и принес ей ручное зеркало с ее туалетного столика.
Он держал зеркало, пока Джей Джей, повернув ожерелье, застегивала сама сложную застежку. Вместо ощущения, что ее высоко ценят, Джей Джей, как это иногда было с Александром, чувствовала себя покинутой в тот момент, когда она рассчитывала быть близко. Джей Джей расправила ожерелье, восхищенно посмотрела на него в зеркало и заставила себя улыбнуться.
— Это самое красивое ожерелье в мире. Спасибо. — Александр смотрел на нее, и выражение его глаз было такое же восхищенное и одновременно отстраненное, как если бы он разглядывал картину, которой он восторгался, но не собирался покупать.
— Я позвоню, чтобы принесли малышку? — спросила Джей Джей, стремясь быть ближе к нему, дотронуться до него и ощутить его прикосновение.
— Как хочешь, дорогая, — ответил Александр, — я видел ее, прежде чем пришел к тебе.
— И что? — Джей Джей удивилась, что Александр уже видел Жаклин, но она поняла, что не должна удивляться ничему, что делает Александр Рэймонт.
Джей Джей думала, что ее ребенок — самый красивый в мире. Волосы девочки были того же рыжевато-коричневого цвета, что и у Джей Джей, она унаследовала изумрудно-зеленые глаза Джей Джей, а ее голова была слишком велика по сравнению с узеньким тельцем. Джей Джей не терпелось услышать, что скажет Александр.