Тойво замолчал. Комов пристально глядел на него. Горбовский словно бы спал, но пальцы его, сплетенные на груди, то и дело приходили в движение, вычерчивая в воздухе замысловатые узоры. Потом он вдруг, не открывая глаз, проговорил:
— Геннадий, принесите гостям чего-нибудь попить… Им, наверное, жарко…
Я вскочил, но Комов остановил меня.
— Я принесу, — буркнул он и вышел.
— Продолжайте, мой мальчик, — проговорил Горбовский.
Тойво стал продолжать. Он рассказал о «синдроме пингвина»: с помощью некоего «решета», воздвигнутого ими в секторе 41/02, Странники, по-видимому, отбраковывали людей, страдающих скрытой космофобией, и выделяли скрытых космофилов. Он рассказал о событиях в Малой Пеше: там с помощью явно внеземной биотехники Странники поставили эксперимент по отбраковыванию ксенофобов и выделению ксенофилов. Он рассказал о борьбе за «Поправку». Видимо, фукамизация либо мешала работе Странников по отбору, либо грозила погасить необходимые Странникам качества в грядущих поколениях людей, и они каким-то образом организовали и успешно провели кампанию по отмене обязательности этой процедуры. За годы и годы число «отсортированных» (будем называть их так) все возрастало, это не могло остаться незамеченным, мы не могли не заметить этих «отсортированных», и мы их заметили. Исчезновения восьмидесятых годов… Внезапные превращения обычных людей в гениев… Только что обнаруженные Сандро Мтбевари люди с фантастическими способностями… И наконец, так называемый Институт Чудаков в Харькове — несомненный центр активности Странников по выявлению кандидатов в «отсортированные»…
— Они даже не очень скрываются, — говорил Тойво. — По-видимому, они чувствуют себя сейчас настолько сильными, что уже не боятся быть обнаруженными. Возможно, они считают, будто мы уже не в состоянии что-либо изменить. Не знаю… Собственно, я кончил. Я хочу только добавить, что в поле нашего зрения, конечно же, попала только ничтожная доля спектра их активности. Это надо иметь в виду. И я считаю себя обязанным в заключение помянуть добрым словом доктора Бромберга, который еще пять лет назад, не имея, по сути, никакой позитивной информации, ВЫЧИСЛИЛ буквально все явления, которые мы сейчас обнаружили, — и возникновение массовых фобий, и внезапное появление у людей талантов, и даже иррегулярности в поведении животных, например китов.
Тойво повернулся ко мне.
— Я кончил, — сказал он.
Я кивнул. Все молчали.
— Странники, Странники, — почти пропел Горбовский. Он лежал теперь, натянув на себя плед до самого носа. — Надо же, сколько я себя помню, с самого детства, столько идут разговоры об этих Странниках… Вы их очень за что-то не любите, Тойво, мой мальчик. За что?
— Я не люблю Прогрессоров, — отозвался Тойво сдержанно и сейчас же добавил: — Леонид Андреевич, я ведь сам был Прогрессором…
— Никто не любит Прогрессоров, — пробормотал Горбовский. — Даже сами Прогрессоры… — Он глубоко вздохнул и снова закрыл глаза. — Честно говоря, не вижу я здесь никакой проблемы. Это все остроумные интерпретации, не более того. Передайте ваши материалы, скажем, педагогам, и у них будут свои, не менее остроумные интерпретации. У глубоководников — свои… У них свои мифы, свои Странники… Вы не обижайтесь, Тойво, но уже само упоминание Бромберга меня насторожило…
— А между прочим, все работы Бромберга по Монокосму исчезли… — негромко произнес Комов.
— Да не было у него никаких работ, конечно! — Горбовский слабо хихикнул. — Вы не знали Бромберга. Это был ядовитый старик с фантастической фантазией. Максик прислал ему свой встревоженный запрос. Бромберг, который до того сроду на эти темы не думал, уселся в удобное кресло, уставился на свой указательный палец и мигом высосал из него гипотезу Монокосма. Это заняло у него один вечер. А назавтра он об этом забыл… У него же не только великая фантазия, он же знаток запрещенной науки, у него же в башке хранилось невообразимое число невообразимых аналогий…