Ночью я не мог заснуть. В голову лезли страшные мысли. Как же мы будем жить, если это действительно опухоль? За мамой придется ухаживать. А бабушка? Она уже в возрасте. Как она переживет известие о болезни дочери?
На другой день после работы я помчался сломя голову к матери. Она выслушала меня и, глядя мне прямо в глаза и нисколько не смущаясь, ответила, что да, она беременна, у нее скоро родится ещё один сын, его отец ее любимый мужчина и она очень счастлива.
Я потерял дар речи. Мне было стыдно возвращаться к жене, страшно было звонить бабушке. Несколько месяцев до рождения ребенка я не показывался в мамином доме, где вырос и где меня знала каждая собака. Мне было стыдно всех и вся.
Я избавился от этого комплекса только тогда, когда поехал за мамой в роддом и принял ребенка из рук медсестры. В этот момент у меня под ложечкой приятно ёкнуло, точно также, когда год назад я взял свёрток с собственным сыном. В голове все перепуталось, и я с трудом соображал, кого же я несу на руках — брата, сына? Ну, мать!
Все время до рождения Генки я маялся вопросом, кто же его отец. Мать категорически отказывалась отвечать, вернее, она как будто не слышала меня. Я перебрал всех знакомых, когда либо пересекавшихся с ней. Даже как-то явился в конструкторское бюро, где она работала. Мужики там были, но все не в ее вкусе. Хотя за двумя я всё-таки последил пару недель.
Однажды меня посетили совсем дикие мысли. Может, ее изнасиловали и она стесняется в этом признаться? Мать была заядлой театралкой, моталась черти куда за модными постановками и нередко добиралась домой за полночь. Так что вполне могло быть. Только отчего же она сияет как медный таз?
Была еще одна мысль, что она закрутила новый роман со своим бывшим мужем, моим отцом. Отец жил в Мурманске, иногда бывал в Москве проездом, когда ездил навестить своего отца в Феодосию, и забегал к нам. Он приезжал на мою свадьбу и почти неделю жил у мамы. Почему бы нет? Я был бы только рад. Я даже вспомнил, что в конце прошлого года она куда-то пропала и объявилась только после новогодних праздников. Нет, вряд ли. Отец, наверняка, плавал в это время где-нибудь в южных широтах.
Когда Генка родился, я на время отставил свои нелегкие думы. На его первый день рождения, ему исполнился месяц, приехала бабушка. Взглянув на внука, она воскликнула:
— Господи, спаси и сохрани! Ленка, шалава, ты с дьяволом что ли связалась?
И пояснила, что в русских народных небылицах про нечистую силу дьявол являлся людям в облике мальчика со светлыми пепельного цвета волосами и черными как бездонные ямы глазами.
У ребенка действительно были светлые волосы, наверное, отцовские и темные мамины глаза. Убийственное и немного аномальное сочетание.
До полутора лет мама не работала, сидела с ребенком дома. Ее многочисленные подруги, бывшие однокурсницы по Ин-Язу нередко подбрасывали ей работу: то переводы, то сопровождение групп зарубежных туристов или предпринимателей. На время подработки она просила Тамару посидеть с Генкой. Тамара соглашалась, поскольку тоже пока сидела дома. Ребенок был спокойный, не чета нашему сыну, всеяден, спал и ел только по часам. Как то незаметно это стало чуть ли не нормой: утром раздавался звонок в дверь, мама вталкивала в квартиру коляску и упархивала по своим делам. Получалось, что братишка больше времени проводил у нас, чем у себя дома с матерью.
Когда он начал говорить, видимо, в подражание Артемке стал звать меня папой. Вначале нас с Тамарой это забавляло, потом я забеспокоился, а в конце концов разозлился и пошел к матери на решительный разговор.
Мама открыла мне дверь, держа сына на руках. Тот сразу потянулся ручонками ко мне: «Папа, папа». Это подхлестнуло меня и я начал чуть ли не с порога.
— Послушай, мама, это ненормально, что Генка называет меня отцом. У него есть настоящий отец и он должен хоть как то принимать участие в его воспитании. Если у тебя с ним проблемы, скажи, я поговорю с ним по-мужски, могу и морду набить. Или я запрещаю Тамаре сидеть с его сыном.
— Ну, что же, сын. Извини, что я злоупотребляю вашим гостеприимством. Впредь постараюсь обходиться своими силами. И я не нуждаюсь в твоих кулаках. У меня все хорошо. Я люблю отца своего ребенка, он любит меня и своего сына Генриха и мы счастливы. Что касается поговорить, пожалуйста. В мае Вальтер будет в Москве, и ты сможешь с ним встретиться.
— Вальтер? Какой Вальтер? Вальтер?! Тот самый? Да ты что, мать, охренела? Он мне почти ровесник, старше всего на семь лет.
— Ты хочешь сказать, что я старая?
— Да ничего я не хочу! Я тебе не верю. Ты меня разыгрываешь.