Мне было наплевать на странный характер отношений мамы с Вальтером. То, что они врозь, трактовать можно по-разному. Он женат, и что-то, видимо, крепко связывает его с Линой. Возможно, какие-то обязательства или материальная зависимость. То, что любви там ни на грош, было заметно еще в Тунисе. Потому налево он сходил в охотку. Лина здорово проигрывала маме по всем статьям. Было не понятно, почему Вальтер не интересуется сыном. Вроде, нормальный мужик, других детей у него нет. Вот, пожалуйста, единственный сын, наследник. Радуйся. И почему мама этому потворствует? Говорить с ней на эту тему было бесполезно. Мне хотелось встретиться с ним с глазу на глаз и получить какой-никакой ответ. Можно, конечно, по телефону. Но как я буду выглядеть? Как баба-истеричка, которая кричит в трубку: «Почему ты не занимаешься воспитанием сына?»? По телефону легко увернуться от ответа на прямой вопрос. А с глазу на глаз да за кружкой пива совсем другой расклад получается. И встреча чуть было не состоялась. Я потом долго жалел об этом.
Как-то мама попросила забрать Генку из гимназии. Мне было не очень удобно это сделать, потому что через час нужно было опять ехать туда забирать сына. Но я согласился из-за возможности лишний раз прокатиться на собственной машине, купленной месяц назад. Я еще не остыл от эмоций по поводу этой покупки. Буквально сдувал с нее пылинки и боялся на нее дышать. И при каждом мало-мальски подходящем случае садился за руль.
Генка, узнав, что поедет домой на машине, помчался впереди меня, заскочил внутрь и в спешке защемил дверцей лямку рюкзака. Я начал орать на него, забыв с кем имею дело. Эта зеленая сопля изобразила оскорбленный вид, вылезла из машины и пошагала нарочито твердым и размашистым шагом в сторону дома. Я догнал его, схватил в охапку и потащил назад. Он стал вырываться и случайно задел ногой мужика, стоявшего чуть поодаль уже изрядно поредевшей толпы родителей. Я буркнул на ходу извинения, запихнул брата обратно в машину, и мы уехали. И только когда через час вернулся к школе за сыном, меня осенило, что это был Вальтер!
Что же получается? Он украдкой наблюдает за сыном? Выходит, мать не разрешает им встречаться? Она может! Чем же он так провинился перед ней? Это в корне меняло дело. Во мне взыграло чувство мужской солидарности. Вернулся я на работу с твердым намерением помочь Вальтеру наладить отношения и с мамой, и особенно с сыном. Вечером после работы я поехал в гостиницу, где он обычно останавливался в первый год нашего знакомства. Но там мне сообщили, что господин Риггерт выехал из гостиницы час назад. Первая мысль была мчать в аэропорт. Возможно, я еще успею его перехватить. Но пока шел к машине, сел за руль, остыл и передумал. Водитель я пока еще так себе. Да еще вечером по московским улицам! А мчать надо сломя голову! Включил зажигание и поехал в магазин встречать Тамару с покупками.
Мамин диагноз мне сообщил Вальтер. Он договорился с немецкой клиникой, деньги были не проблема. Но мама категорически отказывалась ехать. Диагноз поставили слишком поздно. Предстояло несколько сеансов химиотерапии, операция, если лечение даст результат, ещё химиотерапия. Вальтер просил помочь уговорить маму начать лечение хотя бы ради сына. Но она твердила, что не хочет подавать нам напрасные надежды.
В последних числах сентября ее положили в больницу. Вальтер прилетел в тот же день, как я ему позвонил. Прямо из Шереметьево он поехал к ней в больницу и просидел в палате почти сутки. Она умерла, когда он держал ее голову в своих руках.
До похорон я поселил его в маминой квартире с расчетом, что он побудет с сыном, и тот немного успокоится. Генка ревел в голос, не переставая, а когда меня это вывело из себя, и я шлёпнул его по затылку, затих, но слезы ручьем бежали у него из глаз до самых похорон. Вальтер оказался никудышной нянькой, у него у самого было впору подтирать сопли. Все по местам расставила бабушка. Она устроила разнос мне, выставила Вальтера из квартиры, умыла и напоила внука валерьянкой и уложила спать.
Когда бабушка бросала в лицо Вальтеру свои обвинения в виновности за ее смерть, я молился только о том, чтобы у нее с языка не сорвалось «недобитый фашист». Слава богу, пронесло. Она кричала, зачем он таскал ее по разным гавайям-ямайкам, зачем, заделав ей ребенка, бросил одну и она, та ещё гордячка и упрямая ослица, моталась между ребенком, работой и им, неизвестно кем. Нужно было не по миру ездить в свое удовольствие, а воспитывать сына.
Вальтер слушал ее молча, возможно, не понял половины того, что говорила бабушка. Выражалась она очень по-русски художественно. Он также молча оделся и ушел в гостиницу.