Патриция Мэтьюз
Волны любви
ШТОРМ
Волны вздымаются – падают вниз.
С грохотом бьются о берег скалистый.
Дюны – взгляни – желтые, чистые.
Чайки о тучи колотятся мглистые,
Ветра разносится визг.
Ветром отчаянным небо исхлестано,
Море взирает на небо – не поздно ли?
Время еще ль бушевать?
Пена и брызги сливаются в шторме,
Море бунтует, чернеет – да что ему?
Волны срываются вспять.
Краски небес покрываются серым,
Чаек уносит куда-то на север, —
Буря решилась восстать.
Долго молчала частица души,
Ныне – свободна. Бунтует и дышит.
С сердцем неистово бьется.
Душу сжигает неистовым пламенем,
Страстью, как жаром, мысли оплавлены,
Страстью, горячей, как солнце.
Буря стихает – чайки резвятся,
Сердце готово уже разорваться,
Разум спокойствия ищет.
Солнце садится. Ясное небо.
Вспышки пылавшей – словно и не было,
И в сердце – все тише и тише[1].
Часть первая
1840 год
Аутер-Бэнкс и Бостон
Глава 1
Ветер, подхватив пригоршню холодных соленых брызг, злобно взвыл и швырнул их в Марианну. Съежившись, она втянула голову в плечи. Поплотнее закутавшись в свое просторное мужское пальто, она поспешно отвернулась, подставив ветру спину.
Руки, хоть и были в карманах, совсем заледенели, а ноги, пусть даже и обутые в тяжелые сапоги, нещадно ломило от холода.
Шторм разразился ближе к вечеру. Ветер, вздымая огромные рваные волны, швырял их на остров Аутер-Бэнкс, словно хотел стереть его с лица земли. Неистово завывая, вихрем несся он по песчаному берегу.
Если уж внутри хижины было плохо – крыша протекала, а жестокий ветер проникал даже сквозь самые крохотные щели, заставляя дрожать от холода, – то снаружи, на объятом бурей побережье находиться и вовсе казалось сущей пыткой. Марианна давным-давно сбежала бы, если бы не страх перед Иезекиилем Троугом и его головорезами.
Со стороны бушующего моря послышался пронзительный звон корабельного колокола. Отчаянный и безнадежный.
Марианну на миг охватило острое чувство жалости к этим несчастным, что через несколько минут разобьются о скалы. Обычно она старалась не забивать голову такими мыслями, но иногда это было выше ее сил. Стоило ей закрыть глаза, как она видела гибнущий корабль и слышала ужасные крики тонущих людей. А если даже они и не утонут, их добьют люди Иезекииля Троуга. Они никого не оставляют в живых. Они безжалостнее и страшнее бушующей вокруг бури.
Марианна вздрогнула, представив, что сделал бы Иезекииль Троуг, если б вдруг узнал ее тайные мысли, – он бы избил ее до полусмерти, а то и хуже. И все равно то, чем они занимаются, – просто ужасно. Они погубили стольких людей!
Нередко ломала она себе голову над тем, как удается Иезекиилю Троугу почти безошибочно узнавать, когда именно мимо Аутер-Бэнкс должен пройти корабль. Словно какие-то злые духи нашептывали ему об этом. Подумав об этом, Марианна задрожала от страха. А что, если эти духи подслушают, о чем она размышляет? Нет, лучше об этом не думать.
Марианна осторожно выглянула из-за скалы, за которой она пряталась от пронизывающего ветра. Футах в двухстах к югу по побережью завесу из поднятого бурей песка и морских брызг прорезал мерцающий желтый свет. Это под яростными порывами ветра раскачивался огромный фонарь, наполненный китовым жиром.
Именно этот фонарь команда корабля обычно принимала за маяк и спешила увести свое судно подальше, чтобы не посадить его на мель. Если бы они только знали... Но они ничего не подозревали, и корабль со всей силы врезался в прибрежные скалы, в клочья раздирая свое днище, а пассажиры и груз оказывались в ледяной воде.
И вот тогда наступало время Марианны и остальных жителей острова браться за работу. Все, от мала до велика, высыпали на берег и выуживали из моря драгоценную добычу, ради которой и шли на это злодеяние. Так они зарабатывали себе на жизнь. Они были грабителями разбитых морских судов, или, проще говоря, мародерами.
Внезапно звон корабельного колокола раздался совсем рядом. Этот отчаянный призыв к помощи не смогло заглушить даже зловещее завывание бури. Марианне на секунду показалось, что она слышит последний предсмертный крик корабля: похожий на треск мачты и громкий, как выстрел, звук раздираемой о камни металлической обшивки.
В тот же миг по всему берегу раздались выстрелы – это Троуг приказывает браться за работу. Пора!
Отогнав все ненужные мысли в сторону, помня лишь о том, что ей предстоит сделать, Марианна вытащила руки из карманов и, шаркая, побрела к кромке воды, напряженно всматриваясь в темноту, чтобы не пропустить ни одного ящика, ни одного бочонка, ни одного сундука, которые могло выбросить на берег.
Есть! Огромная волна, увенчанная белоснежным гребнем, вынесла к берегу кругленький бочонок.
Марианна ловко зацепила его своим багром и, подтянув к себе, вытащила на сушу и откатила подальше, чтобы волны не утащили драгоценную добычу обратно в море. Выпрямившись, Марианна окинула взглядом берег: то тут, то там копошились люди, в темноте похожие на призраки. Команда Троуга была занята привычным делом.
Закончив возиться с бочонком, Марианна тихонько вздохнула. Когда ее товарищи вытащат на берег все, что можно, и разойдутся по домам, для нее начнется самое страшное.
После кораблекрушений Джуд Троуг бывал особенно ненасытен. Он непременно захочет ее, наплевав на то, что она устала и продрогла до костей. Он берет ее почти каждую ночь, но после кораблекрушений почему-то возбуждается до такой степени – Марианна никогда не могла понять почему, – что насилует ее три, а то и четыре раза за ночь, сжимая ее с такой силой, что на теле остаются синяки, и Марианне всякий раз кажется, что он ее сейчас раздавит.
Марианна часто жалела, что нельзя на всю жизнь остаться ребенком. Насколько проще ей тогда жилось! Знай себе делай то, что тебе велят, и не болтай лишнего, вот и все.
Но в прошлом году ей исполнилось четырнадцать, и тело ее начало меняться. Налилась грудь, на тех местах, что совсем недавно были голыми и гладкими, появились темные волосы, прежде плоская попка округлилась.
Когда это произошло, мужчины начали с интересом поглядывать на Марианну. Их отношение к ней в корне изменилось. Они больше не называли ее малявкой и не гнали прочь. Наоборот, при виде ее глаза у них делались сальными, а если Марианна проходила рядом, они больно щипали ее. Как же ненавидела она эти щипки!
И вот, когда ей исполнилось пятнадцать, Джуд, сын Иезекииля Троуга, второй после отца человек в поселке, выбрал ее для себя. В день рождения Марианны мать, не особо стесняясь в выражениях, сообщила дочери, что она теперь будет женщиной Джуда.
Марианна не просто испугалась – ее чуть не вырвало от отвращения. Джуд был старым – никак не меньше тридцати, – огромным, грязным, волосатым детиной, с языка которого то и дело срывалась грязная брань. Кроме того, вот уже несколько лет у него была одна и та же женщина, рыжая Дженни, о чем Марианна не преминула напомнить матери.
Та лишь ухмыльнулась.
– Дженни ему надоела, – презрительно проговорила она. – Джуд мне сам об этом сказал. Он хочет тебя, моя девочка. Ты об этом не пожалеешь, ведь он сын нашего вожака. Он сильный, и когда Иезекииль умрет, Джуд займет его место. А ты станешь женщиной вожака.
Губы матери растянулись в мерзкой улыбке, и Марианна поняла, что все уже давно решено.
Так оно и оказалось. Ее отдали Джуду Троугу, и он жестоко изнасиловал ее в хижине, где она жила вместе с матерью, в то время как остальные пили и веселились за перегородкой. Марианне было очень больно и противно. И она никак не могла понять, почему рыжая Дженни горько плакала и смотрела на Марианну так, словно хотела выцарапать ей глаза. По мнению Марианны, она, наоборот, должна была радоваться тому, что ее больше не мучают так каждую ночь.
Позже Марианна попыталась поговорить с Дженни, но та и слушать ее не стала, влепила ей пощечину и ушла прочь. Старуха Мэри объяснила ей потом, что Дженни просто ревнует и бесится из-за того, что Джуд вышвырнул ее, взяв себе другую женщину.