-- Страшно? -- прохрипел Алексей Иваныч.
Фима опустила весло.
-- Нет, -- сказала она тихо.
11.
Как греза бреда -- их охватили жалобные крики, вопли, стоны, зовы, рев скота, лай и вой собак. Казалось -- хаос этих звуков плывет с реки, от туч, от леса, от мутных волн, наполняет мир горестным голосом несчастья.
В разрыве туч мелькнул кровавый глаз луны на горизонте.
Тени стали острыми и резко черными.
В поток бушующей крови превратилась река, потерявшая берега свои. В мутных далях, -- всюду, -- метались волны. А ближе, -- там, где раньше был крутой высокий берег, теперь чернели улицею островки-крыши. На них толпились багрово-черные фигуры старух, детей, крестьян, плача, причитая, сражаясь с упором ветра взмахами рук. У крыш бились собаки, цепляясь с визгом лапами за скользкую солому. Лошади гулко били копытами в стены хат и, бессильные, отдавались теченью, чтобы погибнуть в бурных далях реки.
А на средине реки вздымались от ветра волны, как багровые головы водяных с бездумными глазами, и ветер -- точно волосы их -- тянул водяную пыль на крыши.
Темные лодки упорно ныряли от хаты к хате.
-- Скорей! Скорей! -- звучали с них крепкие голоса.
Вставали фигуры.
Протягивали сильные руки.
-- Скорей! Скорей!
И к ним тянулись дрожащие люди.
И на их голос с визгом плыли собаки, смотря из воды просящими и верящими главами.
Мокрые отряхивались в лодке...
-- Скорей!
Нагруженные дрожащими телами, спешили лодки дальше, бесстрашные пред ветром; с спокойной силой разрезали волны и смеялись в лицо чудовищам, поднимавшим вокруг седые головы...
-- Скорей... туда... к последним хатам! -- кричали с лодок Алексею Иванычу.
Лодка летела.
Вода льстиво пела и звенела у бортов и вдруг поднимала мутное лицо и обдавала тучею холодных брызг...
...На диске луны отпечаталось громадное дерево:
Вздрогнуло, описало дугу и с грохотом обрушилось в волны.
Его грохоту ответил стонущий крик:
-- Унесло.
-- Безумного... Степана...
-- Унесло...
За деревом, медленно крутясь, плыла крыша наполовину затонувшей избы. На ней метался и жестикулировал человек.
Алексей Иванович быстрым движением повернул лодку и стрелой помчался за избой.
12.
Луну проглотила черная пасть тучи.
Лодку охватила воющая, плачущая тьма.
Как дыхание гигантской груди с злым свистом несся ветер. Брызги крутились и плясали в воздухе непрерывным дождем. Точно седые тени в бьющихся саванах вырастали вокруг лодки, -- то поднимались, взмахивали руками, падали... убегали. Волны зловеще бились в борта, плескались в лодку... А на дальних берегах ревел и выл затонувший лес, воздух дрожал от стонов реки и воплей бури.
-- Мне страшно! -- метнулась в лодке Фима.
Близко села к Алексею.
Схватилась за него.
Он взглянул на нее, белеющую во тьме.
-- Тебе... страшно со мной? -- тихо спросил он, первый раз назвав ее на ты.
Она сжала ему руку.
-- За тебя мне... страшно!
Он вспыхнул.
На миг бросил весло... вдруг крепко обнял ее, притянул к себе, близко заглянул в глаза ей... в глаза...
-- Фима!
-- Алексей! -- прошептала она.
-- Люблю тебя... люблю...
Она, как эхо, повторила за ним:
-- Люблю тебя.
Ветер с хохотом обдал их дождем холодных брызг, влажными лапами провел по их лицам. Но их лица на миг соприкоснулись, их губы слились. И где-то вспыхнуло солнце, обдало их знойными лучами, река превратилась в цветущий луг...
Лодка прыгала, крутилась, уносилась в черную тьму.
Он слегка отстранил Фиму.
Осмотрелся.
Изба вблизи.
И тот темный все мечется на ней, взбрасывает руки и что-то кричит ветру, тучам, буре.
Но буря уносит слова его.
13.
Несколько движений веслом и лодка гулко ударилась носом о стену избы, повернулась боком, прижалась к ней.
-- Скорей! -- крикнул Алексей.
Встал, протянул руку.
-- Сюда... в лодку! Ну же... иди... скорей!
Но безумный взобрался на самый конек избы, сел там. И видно было в темноте, что он оскалил зубы в смехе и смотрит горящими глазами. Вдруг он вскочил, точно проворная и гибкая обезьяна, метнулся к трубе, встал за нее, начал кричать тонким, насмешливым голосом:
-- Черт! Черт! Не боюсь тебя. Знаю тебя. Давно знаю тебя! Черт! Черт!
-- Степан! -- кричал ему учитель. -- Это я... Алексей Иванович. Степан! Иди же в лодку!
Но Степан изгибался от хохота за трубою.
-- Ха-ха-ха! Ты не обманешь меня! Нет. Я знаю тебя
-- Ты утонешь, Степан.