Пираты, едва скрывая улыбки, аккуратно, чтобы не обжечься, подхватили пленника под руки и тихо унесли. Один шепотом спросил другого:
— Это тот самый, которого мы нашли в коридоре?
— Дурак! Я когда понял, кого мы притащили… едва со страху не… умер. — отвечал второй.
— А он что, тоже вампир? — прошептал первый, округляя удивленно глаза.
— Нет, не вампир — аджар.
— Вот этот? Вот! Такой не может быть аджаром… — четверорукий аросец с сомнением посмотрел на свою ношу.
— Я видел таких, когда воевал на Длоке. Тонкий — вот такой вот, щенок — и вдруг! Бац! И зверь больше малого гравитатора! Жуть… Я их там боялся… И здесь боюсь… Сейчас сбросим в каюту, закроем — и подальше. И без господина Ларсарда я к нему больше не сунусь. Что ж я, псих, что ли?..
Дангардец торговался с пиратами, хотел выкупить себя и часть своей семьи. А если повезет, то всю. Смешно… Деньги и драгоценности у него и так отобрали.
Девушка-мулатка кричала над телом убитого друга. Ее подняли и успокоили. Незаметно сделали укол. Такая девушка — ценный товар.
Ргодкасонка с удивлением спросила себя: «Неужели так все закончится?» Лежала на полу в луже крови, и почему-то думала о калтокийце. Ведь и его убили в этот страшный день. Жалела свою соотечественницу Лэнору, в один день утратившую и сына и мужа.
Кэрфи очнулся на твердом полу в небольшой каюте, без иллюминаторов, с серыми стенами и тусклыми лампами. Аккуратно коснулся своей шеи, пощупал слипшиеся от крови волосы. Дикая боль терзала затылок, пуля лежала на полу, мутно поблескивала смятыми боками. Рядом кто-то плакал тихо как котенок. Кэрфи огляделся: в углу сидела худенькая девушка, а на ее коленях спал маленький беловолосый мальчик. Под стеной лежал тот парень, которого тоже расстреляли…
Халкеец попробовал встать, голова закружилась, и он пополз на коленях поближе к девушке.
Эннэ изумленно смотрела на Кэрфи. Вытерла хрупкими еще детскими пальчиками слезы, прошептала:
— Я думала, вас убили. Так много крови.
— Меня не так просто убить, — шепотом ответил он, — а почему вы плачете?
— Разве вы не понимаете? — удивилась Эннэ. — Нас ведь продадут… мне так страшно… так страшно. И малыш не просыпается…
— Не плачьте, мы убежим, — пообещал Кэрфи.
Халкеец был из тех, кто привык не сдаваться, верил, если бессмертный не может умереть, то способен на немыслимое, и старался не вспоминать о том, что умер он сегодня впервые. Эннэ, увы, могла умереть в этой жизни только раз.
Кэрфи перевернул человека лежавшего в углу каюты, присмотрелся, убрал волосы с его лица и неожиданно вскрикнул:
— Нодиец!
Заплакал во сне ребенок. Эннэ укачивала трехлетнего малыша:
— Тише…
— Но это же нодиец! — повторил Кэрфи. — Может, он бессмертен, как и я. Но вряд ли, их ведь только тысяча настоящих бессмертных. За миллион лет не родился ни один бессмертный нодиец. Лишь долгожители. Какие у него глаза?
Эннэ изумленно любовалась красивым светловолосым атлетом, ей казалось, что красивее человека она не встречала. И не могла вспомнить цвет глаз калтокийца, пока в ее памяти не всплыла картина первой встречи с ним, ответила:
— Синие…
— Мама! — крикнул ребенок и очнулся. Осмотрелся сонными глазами, увидел отца, вырвался с рук Эннэ, с криком, — папа! — Добежал, упал, обнял Гэла и тихо начал шептать: — Папа. Папочка, — не дождавшись ответа, Айрэ отчаянно начал дергать рваный свитер отца, — проснись!
Гэл открыл глаза. Эннэ показалось, что глаза калтокийца — желтая бездна. Как будто небеса опрокинулись. Девушка зажмурилась.
А Кэрфи нетерпеливо спросил:
— Ты кто?
Гэл посмотрел на Кэрфи, как на глупого ребенка. Закашлялся, сожалея, что не немой, что говорить нужно, нужно успокоить Айрэ.
— Все хорошо, малыш, я жив, — Гэл ласково отстранил сына, обратился к Эннэ и Кэрфи. — Помогите мне сесть.
Кэрфи подтянул калтокийца к стене.
Айрэ залез к отцу на колени, прижался, как напуганный зверек, шепотом спросил:
— Папа, это пираты? Страшные пираты? Как из сказки?
— Да, малыш, это сказочно страшные космические пираты. Но в сказке всегда все заканчивается хорошо, и пираты будут побеждены.
— Они тебя заколдовали? У тебя глаза такие, как когда ты котик, были. — Айрэ внимательно начал изучать глаза отца, — а теперь не как у котика…
Кэрфи повторил вопрос, но уже более конкретно и настойчиво:
— Ты настоящий бессмертный?
— И что? — раздражительно переспросил Гэл.
— Что значит: «и что?» Мы должны выяснить, кто есть кто, чтобы освободиться, — возмущался молодой бессмертный.