— А дурак Ул решит, что это из-за него менестрель маску нацепил… глупая штука жизнь.
Рэлина в платье простой горожанки, в темной шляпке с вуалью, закрывающей верхнюю часть лица, под руку с Гарратом, одетым в костюм богатого горожанина, вышла на городскую площадь. Два ее солдата-разбойника следовали впереди, два сзади, чтобы любимую предводительницу никто не посмел спровоцировать. Остальные разбойники, тоже охочие до зрелищ, крутились неподалеку.
Наступил вечер, но на площади по случаю прибытия бродячего театра еще во всю торговали цветами, всякой мелочью и сладостями. Гаррат купил Рэлине конфет, атаманша смеялась над своим телохранителем, но была тронута таким вниманием. Было что-то забавное в том, чтоб провести так вечер, спектакль, огни, фонтан, конфеты, как будто и вправду она снова стала беззаботным ребенком под защитой и опекой заботливого дядьки-няньки.
Вокруг сцены загорелись факелы, на сцене свечи, их огни усиливались небольшими зеркалами. Рэлина в сопровождении своих солдат-разбойников подошла ближе к сцене, где было несколько лавок. Люди расступались перед грозными разбойниками, делая вид, что не узнают даму под вуалью.
Спектакль начался с ударом бубенцов. Вышли менестрели в темных масках, открыли занавес. На декорациях были нарисованы ярко-оранжевые стволы деревьев, должные изображать лес. Менестрель заиграл на скрипке, рыжая девушка подыгрывала на лютне, они слажено запели о любви рыцаря к прекрасной незнакомке.
На сцену вышли Дарго и Виланна в строгих светлых костюмах, они изображали тайную встречу двух влюбленных. Скрипка незаметно затихла, и резко ударили струны лютни, на сцену выбежал Бакрис, потрясая животом, щеками и палицей, он ругал свою распутную сестру и требовал, чтобы она приняла предложение некого господина Целотта, Рыцарь клялся, что его возлюбленная будет только его возлюбленной, защищал девушку, завязался бой, и толстяк был ранен.
Следующая сцена. Бледный юноша Улист просит раненного на дуэли отца того самого Бактриса позволить ему жениться на бедной девушке Паль.
Увлекательный сказочный сюжет, актеры играли самозабвенно, музыка завораживала, дополняла и рассказывала о чувствах. Рэлина была приятно удивлена, бродячая труппа, а так талантливо поставлен спектакль, смотришь и не замечаешь убогих декораций и дыр на вытертом занавесе. А еще она любовалась руками менестреля, играющего на скрипке, именно руками. Лица она не видела, да и что в лице, когда у человека такие чуткие руки, и смычек в тонких пальцах оживал.
Перипетии героев на сцене увлекли зрителей. Влюбленные пары боролись за свою любовь, готовы были умереть за нее, а жестокий отец и брат готов был погубить сына и сестру, лишь бы не уступить им. Бактрис кричал со сцены:
— Растоптана моя гордость, растоптана жестоким сыном и неблагодарной сестрой, в храм пойдешь, негодница, а ты, непослушный отрок, лишишься наследства и уйдешь с конем искать смерти на дороге судьбы!
Но появилась богатая и добрая тетя, привела колдуна, которого сыграл Дан. Спасли и жизнь, и любовь. Все закончилось хорошо, а жестокий тиран, запрещавший своим близким быть счастливыми, остался один в своем большом доме. Финальная песня немного грустная, немного поучительная. Зрители рукоплескали долго, требуя еще раз спеть ту или другую песню. Актеры были довольны, премьера удалась.
Рэлина встала, слегка поклонилась Дану и ушла. За ней как тени следовали ее солдаты-разбойники. Высокий субъект в плаще вынырнул из темноты и бросил в ящик для денег увесистый кожаный мешочек. Дан с радостью подобрал мешочек и принялся командовать своими актерами как чернорабочими. Гэл попросил отпустить его на постоялый двор. Переживал за сына, оставленного под присмотром молодой служанки. Дан нагрузил Летуна кулисами и отпустил своего менестреля.
Вечер, сумерки, Гэл шел по цветочному городку, жители улыбались ему как родному. Но мысль о некой госпоже Рэлине не давала покоя. Он, конечно, заметил женщину, окруженную телохранителями, походившими на разбойников, и даже то, что он ее заинтересовал. В иное время это было бы забавно, если бы он отвечал только сам за себя.
Дорогу преградил отряд стражников, один из них стал перед Гэлом, заградив путь крупом большого вороного коня:
— Стой, а то растопчут. — голос был знакомым. Гэд удивился — неужели Кэрфи? Да как же он мудрился? Настолько рисковал этот глупый бессмертный который подался в городские стражники тогда когда его разыскивали как преступника. Вот уж… Гэл застыл открыв рот рассматривая гордого всадника в доспехе стражника с бесполезным в его руках копьем. Хорошо что халкеец в темноте на видел ничего, и не мог себя выдать, если бы он узнл своего бывшего попутчика, врят ли сдержался бы, выдал и себя б и Гэла.