— А сын его-то и вправду крашенный, я его узнал.
— Ты хоть ребенка ни о чем не расспрашивал?
— Да что я, изверг какой? Плакал он и к отцу просился. Еле успокоили. Пообещали, что папа скоро за ним приедет.
— Оказалось, не обманул ты ребенка, — улыбнулась Рэлина.
— А еще я сказал ему, что рыжая певунья и рыжий конь погибли.
— Как он это перенес?
— Сел на кровать и сидел, не шевелился, глаза как незрячие стали, вот тогда я и сбежал, закрыв его на ключ. Я еще никогда и никого так не боялся.
Первой мыслью калтокийца, когда он немного успокоился, было вынести запертую дверь, украсть одежду, украсть коня и скакать в столицу этой империи, к сыну. Вторая мысль — поговорить с хозяйкой дома, а третья — напомнила ему условия договора, а еще напомнила, кому он обязан спасением Айрэ.
Сидел на подоконнике, завернувшись в кусок белого полотна, выданный ему взамен полотенца, или это и было полотенце. Наступил вечер, в большой комнате полутьма, тепло и спокойно. Минута скорби, тишины и раздумий. Был ошарашен смертью Янни и потерей Огонька. Слишком привязался к неугомонному коню. И Янни была как солнечный лучик.
Рэлина открыла дверь. В руке у нее подсвечник, но сквозняк задул огонек, и Рэлина спросила у Гэла:
— Можешь зажечь свечу?
— У меня нет кресала, — ответил Гэл, — а если бы и был, то пользоваться я им не умею.
— А так, заклинанием? — она села рядом с Гэлом на подоконник.
— Я не знаю заклинаний, — ответил менестрель.
— Ты же колдун, — искренне удивилась Рэлина, — ты должен знать заклинания. Хотя бы для того, чтобы превратиться в зверя.
— Разве человеку нужны заклинания, чтобы превратится в зверя? В того, который убивает?
— Я узнала твоего сына. А разве ты не узнал меня, мы встречались у одного большого дерева, когда твой друг убил племянника императора. Кстати, а где сейчас убийца венценосной особы?
— Я не понимаю, о чем вы?
— Я советую понять. Твой сын в столице, и его безопасность в твоих руках, я не требую от тебя выдать убийцу, нет. Я хочу знать правду.
— Очень замечательно… — сказал Гэл, — а что вам даст правда?
— О, господин менестрель знает толк в дипломатии? — засмеялась Рэлина, — говори…
— Хорошо, — ответил Гэл и приложил палец к фитилю. Вспыхнул маленький огонек, — но заклинания и вправду не нужны.
Рэлина изумленно открыла рот, как маленькая девочка. Она была знакома с придворными магами чародеями и колдунами, многое видела, но чтобы вот так просто вспыхнул огонек, как будто сам по себе. Или чтобы человек превращался в огромного зверя! Соблазн увидеть превращение был велик, но страх сильнее:
— Иди за мной.
Она привела его в свою спальню, показала на кровать, предложила выспаться, сама не решилась даже присесть рядом, как будто боялась, но отпускать не хотела. И сама теперь не понимала, зачем его сюда привела и что к нему чувствует. Сразу решила уйти, а он неожиданно спросил:
— Через двадцать дней я смогу забрать сына?
— Да, — коротко и твердо заверила Рэлина и хлопнула дверью. Прошептала, идя по коридору, — и зачем я решила посмотреть тот чертов спектакль?
Гэл ей верил. Оставшись в темноте в спальне атаманши, у огромной круглой кровати он проворчал:
— Конечно, одежда мне, по условиям договора, явно не положена. Вот уж глупая ситуация.
Он скорбел по погибшим, переживал за сына, нервничал, не мог представить себя в роли подневольного любовника, утешался, что двадцать дней рабства в постели не так уж и много, мог с отчаяния и больше наобещать. Надеялся, что разбойница просто отпустит его, зачем ей колдун в постели? Снова впадал в оцепенение, засыпал, просыпался, ходил по комнате, завернувшись в одеяло, из угла в угол, как зверь. Прошел еще день, Рэлина не приходила. Две старухи (Гэл мог поклясться, что эти злобные горгоны в прошлом тоже промышляли на дорогах с ножами и арбалетами), кормили его и наливали по утрам в теплую воду ванную. Молча косились на него исподлобья, да шептались за дверью. Шутки у них были очень похабные.
Вечером третьего дня разбойники пировали на широкую ногу. Горланили песни, музыканты играли веселые мелодии, слышался топот танцующих ног, потом визг девиц и пьяный хохот мужчин. Снова топот ног и снова веселые крики. Гэл наблюдал за гулянкой, сидя на подоконнике в спальне атаманши. Во дворе у бочки с вином столпились разбойники, невдалеке на костре жарили целого барана. Из дому выходили разодетые вельможи, и тоже не гнушались приложиться к кухлю из бочки. Странный был вечер, все опьянели настолько, что исчезла грань между разбойниками и аристократами, как и грань между аристократками и простолюдинками легкого поведения. Видимо, в логове имперской разбойницы позволялось то, что не поощрялось во дворе императора.